«А может быть, все это – просто сон? Ну, конечно! Мне все это приснилось. Ночной кошмар», – Маруся облегченно улыбнулась и тут же скривилась от боли: сухая кожа обветренных губ треснула. «Но, если все было сном, что у меня с губами? Выходит, кое-что все же произошло наяву! И, если это так, тогда… Тогда я не дома. Но где? Где?!» – молнией сверкнуло в голове девочки. Она резко села на кровати, открыла глаза и тут же сощурилась от яркого солнечного света.
Солнце било сквозь грязноватые стекла небольшого окна. Его лучи падали на перепачканный рюкзак, лежащий на полу. Из кармашка на клапане торчал уголок помятой фотографии. Рядом валялись заляпанные желтой глиной резиновые сапоги.
Значит, не сон. Все произошло на самом деле. Все, и в том числе – желтые кошачьи глаза и низкий голос: «Жифу тут».
– Мамочки… – тоскливо прошептала Маруся, опуская ноги на пол. К глазам подступили слезы, но плакать сейчас было никак нельзя.
Надо было действовать. Быстро. Очень быстро!
Кое-как проморгавшись, девочка вытащила коммуникатор. Он по-прежнему работал только на прием. Выставленный Алисой (или Носом?) таймер обратного отсчета показывал, что с момента, как Марусю забросили в эти дебри, прошло девять часов.
Девять!
– Зато я выспалась, – мрачно пробурчала она, оглядываясь.
Примерно так Маруся в детстве представляла себе дом Бабы-яги. Потемневшие бревенчатые стены. Низкий закопченный потолок, по углам паутина. Деревянная кровать, на которой она спала. Напротив большая лежанка, заваленная сухим сеном. Всюду развешаны пучки трав, какие-то изогнутые ветки, тщательно ошкуренные корни. Из щелей в бревнах торчат птичьи перья. На глаза Марусе попались пучки рыжей шерсти, валяющиеся на полу.
Посреди избушки стоит стол. Старый, рассохшийся письменный стол, некогда покрытый лаком, а сейчас просто обшарпанный. На нем Маруся увидела небольшой микроскоп, обвязанный красными ленточками, охотничий нож с обломанным лезвием, наполовину обработанную коряжку, треснувший бинокль и пистолет. Старинный большой черный пистолет с коричневыми накладками на рукояти.
Несколько приободрившись: вещи на столе явно принадлежали человеку, причем человеку, который спокойно оставил здесь оружие, а значит, не считает Марусю ни врагом, ни своей пленницей, – она поднялась на ноги. Ноги болели. Вернулся голод. Девочка вспомнила про запах жюльена, завертела головой.
У дальней стены, возле двери, обнаружился очаг, сложенный из камней, куча поленьев поодаль, а над очагом – подвешенный на крюке котел, закрытый крышкой. Маруся едва не бросилась к нему босиком, но сумела взять себя в руки и натянула сапоги: пол в избушке был жутко грязным. Обувшись, она поспешила к котлу. Черный от сажи бок посудины был ощутимо теплым. Подняв крышку, Маруся заглянула внутрь.
Грибной суп!
Точнее, если приглядеться, грибные щи. Или не щи? Помимо грибов, в похлебке плавали какие-то вареные листья, коренья, цветы, стебли, несколько угодивших в котел комаров и паук со скрюченными лапками. Наклонившись, девочка со все возрастающим сомнением рассмотрела густое варево. Пахло оно аппетитно, но запахом сыт не будешь. Пробовать эту гадость решительно не хотелось. Или хотелось, но только с закрытыми глазами.
«Я ничего не ела уже… Да уже не помню сколько часов! – мысленно уговаривала себя Маруся, осматриваясь в поисках ложки. – Если тут живут люди (а, судя по биноклю и пистолету, они тут живут), то и еда эта для людей подходит. Значит, есть можно. И нужно. Чер-рт, да где у них тут ложки?!»
Ее взгляд упал на огромный деревянный черпак, висевший на ржавом гвозде неподалеку от очага.
– Сойдет! – решила Маруся, сняла черпак со стены и сунула его в котел.
Первым делом она выловила и отбросила в сторону несчастного вареного паука. Вторым – зачерпнула варева, зажмурилась и попробовала…
Сказать, что это было вкусно – значит не сказать ничего. Похлебка оказалась просто божественной. Куда там до нее вожделенному еще пять минут назад жюльену! Открыв глаза, Маруся оглядела котел – в него помещается литров десять.
– Как бы не лопнуть! – произнесла вслух девочка.
И принялась за еду.
Конечно, у нее не хватило сил уничтожить даже четверть густой похлебки. Прикрыв котел крышкой, Маруся не глядя повесила черпак на старое место и на заплетающихся от сытости ногах побрела к двери. Снова захотелось спать. Да и умыться, в общем, тоже было бы неплохо.
У самой двери на стене девочка заметила старый, выцветший плакат, прикрепленный к бревнам ржавыми кнопками. С плаката на нее грустными глазами смотрела суровая женщина в красной косынке. Женщина прижимала палец к губам. Ниже шли некогда красные, а сейчас еле различимые буквы: «Не болтай!» В верхнем левом углу плаката обнаружилось странное, дикое в своей непонятности стихотворение:
Будь начеку.
В такие дни
Подслушивают стены.
Недалеко от болтовни
И сплетни
До измены!
«Ерунда какая-то, – рассматривая плакат, решила Маруся. – Автор решил приколоться, а прикола-то и не получилось. «Подслушивают стены», надо же!»
Маруся вновь посмотрела на плакат и увидела еще одну надпись, сделанную простым карандашом, которая шла по краю плаката. Рассмотреть ее в полумраке, царившем в этом углу избушки, было сложно. Маруся сходила к рюкзаку, вытащила фонарик и посветила…
– Муся! Не верь никому и ничему! – вслух прочитала она. В конце послания стоял «фирменный» папин росчерк – переплетенные буквы А и Г. Сомнений не было: надпись сделал Андрей Гумилев, и сделал, судя по всему, недавно.
– Не верь никому и ничему, – задумчиво повторила девочка и посмотрела в глаза плакатной женщины…
Пистолет оказался очень тяжелым. Как стрелять из него, Маруся не знала. Вернее, она видела в кино и компьютерных играх, что нужно направить ствол на врага и нажать курок.
Маруся несколько раз глубоко вдохнула.
«Ну, не убью, так напугаю», – решила она и, сжав в руках пистолет, пнула входную дверь. Та не шелохнулась. Маруся нажала плечом – заперто! Папа был прав: кругом враги. Никому верить нельзя.
– Сволочи! – прошипела она и бросилась к окну. Ржавая защелка никак не хотела открываться, пришлось воспользоваться обломком ножа и рукояткой пистолета. Но справиться с защелкой было лишь половиной дела. Разбухшие рамы держались мертво и поддались только после нескольких ударов тяжелого полена.
Посасывая ушибленный палец, Маруся распахнула окно, выкинула наружу рюкзак и, согнувшись, выбралась на свободу.
Лес встретил ее птичьими голосами, шумом лиственниц, терпкими запахами увядающих трав. Прижимаясь к обросшей мхом стене, девочка обогнула избушку, держа пистолет наготове.
