юному расплетателю проклятий. В конце концов, именно из-за него она очутилась за решеткой».
Подписи не было.
– Откуда это? – спросил Келлен. – Кто это написал? Кто эта «она»?
– Мы не знаем, – ответил Галл. – Записку нашли среди вещей мертвого преступника, и мы не смогли определить, чей это почерк. Но мы уверены, что упомянутый расплетатель – ты.
«Ну разумеется», – подумала Неттл, чувствуя, как кровь стынет в жилах. Келлен всегда называл снятие проклятий расплетением, потому что именно так он его воспринимал – как клубок ниток, который требуется распутать.
– И что это значит? – спросила Неттл. – Ты намекаешь, что какие-то преступники хотят заставить проклинательницу отомстить Келлену? И как же она это сделает, сидя в Красной лечебнице?
– Хороший вопрос. – Выражение, появившееся на лице Галла, при желании можно было счесть улыбкой. – Насколько нам известно, узники находятся под надежной охраной. У них нет никакой возможности повлиять на происходящее в мире или причинить кому-либо вред. Но моя нанимательница считает, что мы что-то упускаем. У вас двоих нюх на проклинателей и талант вытаскивать на свет чужие секреты. Мы хотим, чтобы вы осмотрели Красную лечебницу и убедились, что она действительно неприступна.
– А если мы не примем твое предложение? – спросил Келлен. – Если мы откажемся?
– Я уйду, – без раздумий ответил Галл.
Ни угроз, ни напоминаний о том, в сколь отчаянном положении они находятся. Келлен снова посмотрел на Неттл.
– Нам нужно обсудить это наедине, – сказал он.
Когда Галл вышел из камеры, Келлен опустился на корточки, привалившись спиной к стене, и нахмурился.
– Он вполне мог и сам написать эту записку, – встревоженно пробормотал парень. – Что ты о нем думаешь?
«Что он холодный и странный», – подумала Неттл, но не стала произносить очевидное. Общение с болотной лошадью меняет человека. Но никогда не делает розовощеким и жизнерадостным.
– Его не волнует, согласимся мы или нет, – сказала она вместо этого. – Если мы откажемся, он не станет нас уговаривать, а просто уйдет.
– Это и так понятно, – кивнул Келлен. – Тогда, может, лучше отказаться?
Неттл ничего не ответила.
– То есть ты со мной не согласна? – спросил Келлен.
– Зачем тебе мое мнение? Все равно сделаешь наоборот!
– Какой прок вообще с тобой разговаривать? – Келлен хмуро посмотрел на свои кулаки и вздохнул. – Он предлагает вытащить нас отсюда, а нам бы это не помешало. Я знаю, видишь? Ты это хотела сказать?
– Нет, – очень тихо ответила Неттл.
– А что?
– Он мне не нравится. И его предложение тоже.
– Но ты же сама предложила его выслушать! – воскликнул Келлен.
Неттл замешкалась, не зная, как объяснить, что ее тревожит. «Дело пахнет фенхелем» – так сказала бы ее мама. И это действительно было похоже на запах – густой, вкрадчивый аромат соли и сладкой гнили, который нашептывает, что ты свернул не туда и от невидимой голодной пасти болотной топи тебя отделяет всего один неосторожный шаг.
– Просто… – Она все-таки попыталась подобрать слова. – Предложение выглядит слишком заманчивым. А цена – подозрительно низкой. Значит, на самом деле она будет непомерно высокой, только мы пока об этом не знаем.
– Но как иначе мы выберемся из тюрьмы? И что насчет записки?
Как Неттл и предполагала, Келлен стал с ней спорить. Сам того не осознавая, он вечно поступал ей наперекор. Невероятно.
– Если у нас завелся тайный враг, я хочу выяснить, кто это, – заявил Келлен, словно заранее заготовил этот аргумент. – А ты не хочешь? И если в Красной лечебнице творятся мутные дела, разве нам не стоит разобраться, что происходит? Если мы заключим сделку с Галлом и что-то пойдет не так, мы всегда можем сбежать.
Неттл отвернулась, втягивая рвущееся наружу недовольство, как улитка – рожки. Она обратила взгляд к небу в надежде, что оно поделится своей спокойной синевой.
– Поступай, как считаешь нужным, – холодно ответила она.
И разумеется, так он и сделал.
* * *
Черная карета стояла перед городской тюрьмой, перегородив половину улицы, но никто не выказывал недовольства. Прохожие лишь старались как можно дальше обходить холеную черную лошадь. Она была крупнее обычной, гораздо красивее, и шкура ее блестела, будто смазанная маслом. Она не переступала беспокойно с ноги на ногу, как водится у прочих лошадей, и даже не дернула ушами, когда подошли Неттл и Келлен. Дыхание вырывалось у нее из ноздрей облачками пара, хотя день стоял теплый. И пахла она не как лошадь. Она пахла дождем.
Галл подошел к лошади и принялся ласково и методично расчесывать ей гриву. Это не было похоже на то, как человек успокаивает зверя. Неттл пришло на ум сравнение со встречей влюбленных или молчаливым рукопожатием боевых товарищей. Всадник обернулся и кивнул, приглашая Неттл сесть в карету. Она устроилась на сиденье и положила рядом сверток со своими пожитками.
– Твой друг сперва должен выслушать нотации мирового судьи, – сказал Галл, отвечая на ее вопросительный взгляд. – Это не займет много времени.
Верится с трудом. Неттл имела все основания предполагать, что ссора с криками затянется надолго.
– Если поедешь с нами, тебе понадобится другая одежда, – сказала она Галлу. – Плащ у тебя из валяной шерсти, так что сгодится. Но рубашка из хлопковых нитей… – Она покачала головой. – Никаких оторочек. И забудь про шнурки: только пряжки и пуговицы.
Они с Келленом носили одежду из войлока, кожи и валяного болотного шелка. Тканое полотно рядом с Келленом рано или поздно распадалось на нити.
– Значит, ты Неттл, – помолчав, сказал Галл. – Я думал, ты будешь… худее. И угловатее.
– А еще с длинным носом и коленками как у кузнечика? – предположила Неттл. Все ожидали чего-то подобного. – Прости, что разочаровала.
– Вас ведь было четверо, верно? – спросил всадник.
– Да, – коротко ответила Неттл и умолкла. Если Галлу нравится играть в молчанку, что ж, она станет достойным соперником.
* * *
Их и в самом деле было четверо – два брата и две сестры: Коул, Янник, Айрис и Неттл. Больше всех Неттл любила старшую сестру, Айрис. Добрая, порой нетерпеливая, Айрис знала, что Неттл во всем ее поддержит. В ссорах они выступали заодно – и когда Коул строил из себя напыщенного всезнайку, и когда Янник пытался увильнуть от домашних дел.
Их мать не была слишком ласковой или красивой, как заря, но после смерти ее образ приобрел светлое очарование недосягаемости, словно подернутый сизой дымкой холм вдали. Теперь, вспоминая мать, Неттл возвращалась в мирные времена, дорожить которыми она научилась лишь после того, как они закончились.
Пожалуй, все было не так уж плохо. Несмотря даже на то, что семья Неттл жила в болотистых краях Мари. Их деревня располагалась в так называемом Мелководье
