Ознакомительная версия.
К складским поселковым ангарам – со стороны двухэтажного красно-синего домика – торопливо приближалась высокая сутулая фигура, облачённая в бесформенный пуховик цвета хаки.
– Гав, – расстроено известил Клык, мол: – «Мистер Альвисс Олсен, собственной персоной. Принесла нелёгкая умника[3] и зазнайку, мать его скандинавскую…. Вот, почему именно он, а не кто-нибудь другой? А? Эх, грехи наши тяжкие, в Рай не пускают…».
Альвисс Олсен, помимо чисто-научных и исследовательских функций, выполнял в посёлке и обязанности неформального представителя господина губернатора Шпицбергена.
Неформального – это как?
– Элементарно, – ворчливо пробормотал под нос Тим. – Эта мерзкая сволочь, видите ли, приятельствует с тутошним губернатором. И по этому поводу всюду суёт свой длинный норвежский нос. А потом усердно стучит – словно оголодавший лесной дятел. То бишь, пересказывает доверчивому и простодушному губернатору все поселковые слухи и сплетни. Выдавая их за кристально-чистую правду, ясен пень. Гнида скользкая и прожжённая. Тварь дешёвая и продажная. Морда мутная и в корягу обнаглевшая. Точка…
– Доброе утро, мистер Белофф! – подойдя к ангару, поприветствовал на английском языке Олсен.
– Эге, доброе. Впрочем, и добрей бывает. Редковато, вот, только. На мой брутальный и изысканный вкус.
– Простите?
– Не напрягайся, родной. Это я просто юморю так, – любезно пояснил Тим. – То есть, хохмлю. Старинная, так сказать, русская народная традиция. Точка.
– Ага, кажется, понял…. Извините, а куда вы сейчас направляетесь?
– Зачем это тебе, парниша?
– Конечно, на всякий случай. Чтобы знать, где вас искать.
– Зачем – меня искать?
– Допустим, забарахлит двигатель вашего летательного аппарата, – бережно поправив на длинном носу квадратные профессорские очки, лучезарно улыбнулся норвежец. – Придётся совершать вынужденную посадку. Причём, жёсткую, при которой может повредиться и выйти из строя ваш мобильный телефон…
– Сплюнь, морда. И по дереву обязательно постучи.
– Простите?
– Похоже, приятель, что тебя легче придушить, чем уболтать.
– Простите?
– Господь Бог простит. Если, понятное дело, посчитает нужным и не забудет – в сонме дел ежедневных и важных…. Ладно, очкарик, передохни. Удовлетворю, так и быть, твоё неуёмное любопытство. Слушай сюда, пройдоха. А если хочешь, то и записывай. Мне, ей-ей, не жалко…. Вылетаю на дежурный обзор-осмотр островной местности, вверенной моему пристальному вниманию. Маршрут следующий: база – мыс Верпегенхукен – база. В случае экстренной необходимости возможны дополнительные посадки в опорных точках. Как бы так. Точка…. Доволен, дружбан губернаторский?
– Как вы сказали? Мыс Верпегенхукен?
– Что это с тобой, морда? – удивился Тим. – Даже на месте слегка подпрыгнул. И побелел весь. Типа – взбледнул. Никак, поплохело?
– Э-э-э…. М-м-м…, – неуверенно замялся Олсен, после чего неожиданно заявил: – Мыс Верпегенхукен – запретное место. Его нельзя посещать без…э-э-э, без специального разрешения господина губернатора. И, вообще, данная территория является частной приватной собственность.
– Шутка такая, весёлая-весёлая? Уже можно ржать?
– Нет, не шутка. Я говорю совершенно серьёзно. И, более того, официально.
– Кому – нельзя посещать?
– Всем.
– И даже мне? – выжидательно прищурился Тим.
– Вам – особенно, – надувшись гордым мыльным пузырём, бухнул норвежец.
– Гав-ввв! – неодобрительно гавкнул Клык, мол: – «Что же ты, придурок законченный, творишь? Ведь всему Шпицбергену известно, что Брут – самый упрямый разумный гуманоид. Среди проживающих – на данный конкретный момент – на островах архипелага, я имею в виду. Самый-самый-самый. И конкурентов-то, что характерно, достойных нет…. Полагалось, милок, действовать совсем по-другому. Одобрить надо было, мол: – «Молодцом, мистер Белофф! Правильное и мудрое решение приняли. Одобряю! Незамедлительно отправляйтесь по намеченному маршруту. И посетите – в обязательном порядке – мыс Верпегенхукен. Ну, очень надо! Высокопоставленный господин губернатор лично просил об это. Ну, так просил. Умолял-таки. Слёзно-слёзно…». Тогда-то что. Брут, даю на отсечение свой пушистый хвост-крендель, наверняка бы поменял маршрут, отправившись куда-нибудь к югу. Например, на плановый облёт земли легендарного Оскара Второго…. А в данном раскладе, мистер очкарик, извини. Ничего у тебя не выгорит. Ничего и даже чуть меньше…».
– Дай-ка мне, уважаемый коллега, твою мужественную правую ладошку, – душевно попросил Тим.
– Зачем это? – насторожился Олсен.
– Затем, что очень хочу её пожать. В знак искренней дружеской благодарности, понятное дело…. Как это – за что? За то, что не позволил мне, недоумку с русскими корнями, грубо нарушить высокий губернаторский запрет, о котором я ничего не знал. Предотвратил, так сказать, казус отвратительный. А может, и полноценный дипломатический скандал…. Ну, я жду.
– Э-э-э…
– Сопли не жуй, деятель, – белозубо улыбнувшись, посоветовал Тим. – Ладошку-то давай.
– Гав, – безразлично отвернулся в сторону Клык, мол: – «Какая ещё, в одно место неприглядное, «белозубая улыбка»? Не смешите, право. Натуральный оскал волчий…. Беги отсюда, дурилка норвежская, пока цел. Улепётывай со всех ног…».
– О-у-у-у-у-у! – буквально-таки взвыл губернаторский приятель, почувствовав, как его изнеженную научную ладонь охватили безжалостные кузнечные клещи, а ещё через пару секунд замолчал и, подломившись в коленях, начал опускаться на землю.
– Осторожненько, осторожненько, – ловко подхватив безвольное тело под мышки, забормотал Тим. – Так же и ушибиться недолго. Что же вы, батенька, такой хиленький? Спортом надо заниматься, если натура природная слабовата…. Ага, вот сюда. Присаживаемся и прислоняемся спиной к стенке ангарной. Молодец, послушный. Хвалю. Сиди и прохлаждайся, забот-хлопот не ведая…. Да ты, морда норвежская, не дрейфь. Минут через десять-пятнадцать непременно придёшь в себя. Непременно. Обещаю. Встанешь и дальше пошагаешь-запрыгаешь. Типа – козликом молоденьким. Только в очочках. Бывает. Честное брутальное слово…. Да, хорошее утро нынче выдалось. Бодрое такое. Оптимистичное. Знать, и день с вечером будут интересными. По крайней мере, взлетев по-быстрому, будем надеяться на это. Точка…
Раздался надсадный и тоскливый собачий лай. Это поселковые псы – со всех лап – разбегались в разные стороны. Почему – разбегались? Да чисто на всякий пожарный случай. Дабы не попасть – ненароком – под внеплановую и жёсткую раздачу…
Ознакомительная версия.