Старик глухо рассмеялся и протянул огоньку закованные в цепь морщинистые руки.
– Для тебя-то нет границ, а вот я из плоти и крови, да к тому же растратил чародейское могущество. Во мне не осталось даже былой ярости. Ох, всё-таки странно устроена жизнь, Зазур… – Хобб замолчал, стараясь унять дрожь в теле, а потом добавил: – Я вернулся к тому, с чего начал: снова босой, слабый и снова в цепях.
Светляк не ответил, а глаза старика заблестели от слёз. Он вспомнил себя бездомным мальчишкой, слонявшимся в порту Хазибы во времена войны с Восточной Иллирией.
Отец его погиб в морском бою у берегов Хазгоша, а мать умерла от голода, так что Хоббу пришлось воровать. И стоит признать, в этом ремесле он преуспел. Со временем Хобб возглавил шайку сироток, шнырявших по городу в поисках крова и снеди. Точнее, это они выбрали его и сделали своим вождём, а Хобб был не против: вождю ведь полагалась большая часть «улова».
Под его руководством юные разбойники устроили пару успешных налётов на амбар толстяка Захи и даже проникли в храм Алой Богини. Всё благодаря «трюкачествам», которые у Хобба получались как-то сами собой: то он взглядом вскроет замок, то стражников заговорит так, что те отворяют двери и притом улыбаются, как умалишённые. В общем, выживать Хобб умел и всё у него шло хорошо, если, конечно, такое можно сказать о ребёнке, чей мир в одночасье рухнул.
Когда ужасы войны утихли в душе мальчишки, на смену им пришёл гнев. Хобб злился. Постоянно. Он злился на отца и мать, на голод и на корабли, что навсегда уходили в кровавый закат, но самое главное – Хобб злился на себя. Он чувствовал, что в нём заключена огромная сила, но не умел ею пользоваться. «Трюкачества» были не в счёт. Впрочем, однажды они подсказали Хоббу дальнейший путь.
– Помню, как-то на рассвете, – откашлявшись, продолжил старик, – когда город ещё спал, я поднялся на холм, где стоял заброшенный маяк. Мне нравилось бродить в одиночестве по мокрой траве и смотреть на туманное море. Я говорил с ветром и представлял, что он может унести мои слова куда угодно: в края столь далёкие, что там точно нет войны и боли. Но сейчас о другом… – Хобб потёр саднившие запястья. – Тем утром я заметил, что в тумане бесшумно кралось нечто чёрное и зловещее. Поначалу мне показалось, что это плавники гигантских акул, но потом я понял, что это были паруса вражеских кораблей. Сердце моё вспыхнуло и…
– И ты сжёг их всех, призвав огненный вихрь?! – спросил светляк, торжествующе брызнув волшебными искрами.
Старик покачал головой:
– О нет, друг мой. На такое способны лишь редкие колдуны, а я никогда не входил в их число. Нет, я бросился вниз, к сторожевым башням, раздирая глотку криками: «Паруса! Чёрные паруса! Враги здесь!» Раздался звон колоколов. А дальше всё как в кошмарном сне: кровь, паника, скрежет металла, смерть. Иллирийское войско сломило силы ополчения. Стариков и мужчин вырезали, как скот, а детей и женщин связали и волоком утащили на корабли, чтобы затем продать рабовладельцам с островов Ильварского Щита. Меня тоже поймали, потому как я не сбежал, а остался в порту, чтобы сражаться вместе с хазибскими воинами. Укрыв себя завесой иллюзий, я насылал на врагов несуществующих ос, пауков и змей, но вскоре мои силы закончились, и, потеряв сознание, я рухнул на землю.
Последние слова Хобб произнёс совсем тихо. Светляк ответил не сразу:
– Храбрый поступок. Если бы мог, я бы сложил об этом героическую песнь или балладу, но в мире людей сейчас лишь тебе слышен мой голос. Так что ты уж не обижайся, мой господин!
Зазур многозначительно колыхнулся и замерцал, давая понять, что утруждать себя сочинительством не станет.
– Глупо. Это было очень глупо, Зазур. И никакой я тебе не господин отныне. Ты волен познать свободу или найти другого хозяина, но я рад, что ты сейчас со мной. Правда. Рад.
Старика душили слёзы. Хобб тяжело вздохнул и на время стих, продолжая вспоминать. Одни события он видел ярко, в деталях, а другие совсем размыто. Они ускользали, тонули, блекли и таяли, как миражи. Годы, проведённые в рабстве, Хоббу и вовсе вспоминать не хотелось, но вольная жизнь на Ильваре – другое дело.
Хобба привезли на остров Ильтра, что к северо-западу от самой Ильвары, и продали местному колдуну по имени Ивраха. Человеком он был довольно богатым и почитаемым среди своего народа. Маг почуял волшебную силу в мальчишке и тут же сковал его заклятьями крепче любых цепей, но допустил ошибку, посчитав Хобба бесталанным и слабым.
Ивраха наложил чары с привычной мощью, но весьма небрежно, так, будто прихлопнул муху. И когда Хобб подрос и окреп, парню хватило природного чутья, чтобы найти лазейку, беспечно оставленную Иврахой. Через неё-то Хобб и сбежал, на прощанье перерезав своему тюремщику глотку.
Подобрав нужную иллюзию, он стал неотличим от Иврахи. На первом же корабле Хобб покинул Ильтру и отправился на остров Во, а затем – уже в своём истинном обличии – попросился гребцом на судно до Ильвары. Там-то и началась его вольная жизнь. Оказавшись на свободе, Хобб ни в чём себе не отказывал.
– Знаешь, Зазур, – снова заговорил старик, – Ивраха был настоящим чудовищем. И то, что он делал со мной и с другими рабами… Не жалею, что прикончил этого ублюдка. Но всё же благодаря ему я взрастил немалую силу и выучил ильварский язык. В конечном счёте, думаю, он помог мне стать тем, кто я есть сейчас.
– А хочешь, я призову его тень из Подгорного Мира? Побеседуете, предадитесь воспоминаниям… – Зазур иронично зашелестел новой порцией искр.
– Чтоб тебя, треклятый! – завопил Хобб, дёрнув цепями. – Только попробуй! Я ведь найду способ утащить твою светлячью задницу за собой. Посмотрим, надолго ли хватит твоих искр в царстве кромешной тьмы.
Огонёк вплотную подлетел к лицу старика.
– Вот теперь узнаю Хобба, грозу Ильвары! А то совсем расклеился в своём подземелье. Ярости у него былой нет… Вон её сколько! Ну что, готов ещё к одному побегу? Я дам тебе магию, а там дело за малым: всего-то и нужно, что вырубить стражу и скрыться в толпе. Ну?!
Зазур вспыхнул синим пламенем.
– Нет, нельзя. – отрезал Хобб. – Если я сбегу, ильварские ищейки не успокоятся и однажды отправят на костёр всех, кто мне дорог. Ты пойми, Зазур, я не боюсь смерти. Что мне смерть, когда была такая жизнь на Ильваре! Здесь колдуны редкость. Мы ведь с тобой хорошо развернулись: золото, женщины, грабежи и пирушки.
Светляк радостно фыркнул огнём:
– Пожалуй, ты прав. Сначала, да, было весело, но потом всё испортила твоя жена.
– Миссея ничего не портила, – мягко возразил Хобб. – Она вернула меня к свету и показала, что колдовством можно не только дурачить богатых господ. Я наконец понял, для чего мне сила и как применять её во благо.
– Да уж, угораздило же полюбить жрицу Алой Богини.
Зазур снова засиял белым.
– Ха! А ведь, помнится, то была твоя идея – выкрасть Миссу из храма!
– Разумеется, моя. Я просто не мог терпеть твоё нытьё: Миссея то, Миссея сё… И вот помог, а ты что? Наслушался её сказок и давай таскать рабов с Ильтры на Ильвару; на том и погорел. Сдали свои же люди.
– Может, оно и так, но зато скольких мы с тобой успели спасти, Зазур…
У входа в темницу послышались голоса и шаги. На стены пролился пока ещё слабый свет факелов.
– Вот и стражники. Стало быть, рассвело, а костёр давно сложен. Прощай, мой друг, и будь свободен.
Хобб раскрыл ладони, прошептав последнее заклятье, и пламя Зазура погасло.
Алая Заря
Солнце едва взошло над заливом, когда Эл, лохматый и заспанный, поднялся с кровати и поспешил на склад за морской солью. В руках он держал пустой глиняный кувшин.
Соль, разумеется, требовалась для господских купален. Сегодня был важный день и людям подобало быть чистыми. Так что Эл намеревался сделать всё правильно, хотя бы в этот раз.
