воротам Карлеона. Среди белоснежного покрова там и сям торчали острые черные стебли осоки, черные пучки травы, черные валуны. Снег присыпал черные ветви деревьев. Город казался скоплением белых крыш и черных стен, вдавленных в развилину черной реки под тяжелым серым небом.
Логен задумался. Не так ли видит мир Ферро Малджин? Черное и белое – а больше никаких цветов. Интересно, где она сейчас? Как она? Вспоминает ли Логена?
Нет, наверное.
– Вернулись.
– Ага, – сказал Трясучка. – Вернулись.
Всю долгую дорогу от Уфриса он молчал. Да, они не раз спасали друг другу жизнь, но беседа – это другое дело. Похоже, Логена Трясучка все еще недолюбливал. И это вряд ли изменится.
Ехали в молчании, длинной цепью вытянувшись по берегу черного полузамерзшего ручья. Дыхание людей и коней вырывалось облачками пара. Упряжь резко позвякивала на морозе. Копыта гулко постукивали по бревнам моста. Всадники подъехали к воротам, где Логен когда-то говорил с Бетодом. Отсюда, с крепостной стены, Логен его и сбросил. Круг, в котором он убил Ужасающего, наверняка давно зарос травой, а потом его скрыл выпавший снег. Так и с людскими поступками – их сначала скрывают, а после придают забвению.
Никто не вышел навстречу, да Логен этого и не ждал. Появление Девяти Смертей – не повод для радости, особенно в Карлеоне. В первый приезд никому не поздоровилось, да и потом лучше не стало. Народ по домам попрятался, ждут, что их сейчас жечь живьем будут.
Он соскочил с коня, оставил Красную Шапку с парнями и вместе с Трясучкой поднялся вверх по крутому мощеному проходу к воротам внутренней стены. За ними во все глаза следили какие-то карлы. Похоже, приспешники Доу, с виду суровые ублюдки. Один ухмыльнулся. Половины зубов во рту не было.
– Король пожаловал!
– Девять Смертей! – заорал второй, застучал по щиту. – Король Севера!
Он прошел через заснеженный двор, подошел к дверям большого зала, толкнул створки. Внутри царил такой же холод, как и снаружи. Высокие окна в конце зала были распахнуты, из ущелья доносился грохот и рев холодной реки. Трон Скарлинга стоял на помосте, отбрасывая длинную тень на грубо обтесанные половицы.
На троне кто-то сидел. Логен понял это, когда его глаза привыкли к полумраку. Черный Доу. Тускло блеснул металл боевого топора и меча, прислоненных к подлокотнику. Всегда привык держать оружие под боком. Как и он сам.
Логен ухмыльнулся.
– Ну как, удобно, Доу?
– Заднице твердо, правду сказать. Но все лучше, чем в грязи.
– Нашел Кальдера и Скейла?
– Ага, нашел.
– И что, покойники теперь?
– Нет пока. Я решил другой подход попробовать. Мы с ними поговорили.
– Поговорили? С этими ублюдками?
– Ну, бывают и похуже. А где Ищейка?
– На юге остался, с Союзом разговоры ведет. Глядишь, договоримся о чем.
– А Молчун?
Логен покачал головой.
– Вернулся в грязь.
– Эх! Что ж, ничего не поделаешь. Все легче будет. – Доу отвел взгляд.
– Что будет легче?
Логен огляделся. Трясучка стоял чуть поодаль, угрюмо хмурился, будто замыслил убийство. Понятно чье. Во тьме блеснула сталь – обнаженный клинок, взятый на изготовку. Трясучка мог ударить Логена в спину, времени хватало. Но не ударил. И теперь не ударит. Так они и стояли, застыв, будто замерзли в холодной долине за окном.
– Да обосритесь вы! – Трясучка отбросил нож. Сталь глухо звякнула на половицах. – Я не лучше, чем ты, Девять Смертей. Лучше, чем вы оба. Лучше. Делай свое дело сам, Черный Доу. С меня хватит.
Он повернулся и вышел, толкнув двух карлов – тех, что стояли у ворот, а теперь сунулись в тронный зал. Один покачал в руке щит, прищурился на Логена. Второй захлопнул двери, заложил засовом.
Логен выхватил меч Делателя из ножен, повернул голову и сплюнул.
– Так, значит?
– А то, – сказал Доу, не вставая с трона Скарлинга. – Если б ты видел дальше своего носа, догадался бы.
– А как же стародавние обычаи? Как же твое слово?
– Стародавние обычаи ты сам и порушил. Ты и Бетод. А словам сейчас веры нет. Ну что? – бросил он через плечо. – Теперь ваш черед.
Логен все понял. Логену всегда везло – хорошо ли, плохо ли. Свезло и в этот раз. Он услышал щелчок арбалета, отпрыгнул в сторону, перекатился по полу и присел на корточки. Арбалетная стрела гулко стукнула в стену. В темном дальнем конце зала Кальдер привстал с колен, выругался, нащупывая новую стрелу.
– Девять Смертей! Шелудивый пес! – рявкнул Скейл и выскочил из сумрака, размахивая огромным боевым топором размером с тележное колесо. – Умри!
Логен замер, готовый к прыжку. На лице заиграла улыбка. Похоже, попал в западню. Что ж, дело привычное. Хорошо, что думать больше не надо. Красивые слова, политика – в них он не разбирался. Но это? В этом он знал толк.
Лезвие секиры обрушилось на половицы, полетели щепки. Логен откатился в сторону, отпрянул, заметался, следя за тем, как Скейл рассекает топором воздух. А что ему, воздуху, сделается? Очередной удар пришелся плашмя. Логен присел, лезвие вонзилось в стену, откололо кусок штукатурки. Скейл зарычал, гневно выпучил глаза, размахнулся, того и гляди разнесет мир на куски.
Логен подступил к нему поближе и саданул рукоятью меча Делателя в оскаленный рот. Голова Скейла запрокинулась, брызнула черная кровь, вылетели белые зубы. Он попятился, Логен подобрался следом. Скейл закатил глаза, занес топор, разинул окровавленный рот для очередного вопля. Логен сапогом врезал по колену. С хрустом треснула кость, колено вывернулось, и Скейл рухнул на пол, выпустив из рук топор. Вместо рева изо рта вырвался визг.
– А-а! Колено! Мать твою, колено! – Он катался по полу, стараясь подняться на здоровую ногу. Кровь заливала подбородок.
Логен рассмеялся.
– Боров ты жирный! Я тебя предупреждал.
– Гребаные мертвые! – заорал Доу. Он соскочил с трона Скарлинга, сжимая в руках секиру и меч. – Никакого толку! Пока сам за гребаное дело не возьмешся, хрен чего получишь.
Логену очень хотелось пробить Скейлу его жирную голову, но противников было достаточно. Два карла еще стояли у дверей. Кальдер заряжал арбалет. Логен двинулся бочком, наблюдая за всеми сразу – и особенно за Доу.
– Эй ты, вероломный ублюдок! – крикнул он. – Давай, выходи.
– Это я-то вероломный? – фыркнул Доу, медленно сходя с помоста. – Ублюдок я и есть, что верно, то верно. Но с тобой не сравнюсь. Я друзей от врагов отличаю. Я своих никогда не убивал. Бетод был прав в одном, Девять Смертей. Ты соткан из смерти. Знаешь, если я тебя прикончу, что будет? Это будет лучшее, что я сделал в жизни.
– Все сказал?
Доу оскалился.
– А еще мне надоели твои гребаные разговоры.
Доу змеей метнулся вперед,
