Крутые, покрытые кедровой черепицей крыши главного домика, конюшен и закрытых казарм отчетливо виднелись над проклятой декоративной стеной. Они были большими мишенями, и летящие стрелы без труда попадали в них. Через несколько секунд вверх начало подниматься еще больше дыма, и улыбка Трарама стала шире. Защитники сэкономили на живой силе, защищая здания, стреляя из укрытия, когда его люди пересекали стену, и отступая к дверям и окнам, когда началась атака. Но каким бы большим и богато украшенным ни был домик, вся территория, окруженная его стеной, была не такой уж просторной, и после потерь, которые они понесли при первоначальном штурме, у короля и его стражников, возможно, не хватило бы людей для тушения пожара вдобавок ко всему остальному. Как только здания хорошо загорятся, им пришлось бы выйти из укрытия, ютиться в ограниченном пространстве, где ничто не могло гореть, и остаться внутри потоков тепла и влаги. Когда это произойдет, они обнаружат, что их возможности защиты сильно ограничены.
Языки пламени начали прыгать и танцевать по крышам, столбы дыма становились все гуще и плотнее, начиная подниматься от растущего восходящего потока огня. Он наблюдал, как поднимаются эти колонны, и ждал.
***
Некоторые из оруженосцев и слуг бросились к поилкам и ручным насосам, которые их обслуживали. Это была инстинктивная реакция, но Лиана сразу поняла, что это бесполезно. Было просто слишком много стрел, слишком много отдельных луж пламени, распространяющихся по этим крышам, и ее сердце упало, когда она представила, что жар и дым сделают с их способностью защищать короля.
Но затем она услышала звук, еще более ужасающий, чем ей показалось, - крики перепуганных лошадей.
- В конюшню! - крикнула она и бешено понеслась через двор, не обращая внимания на дождь горящих стрел, со свистом падающих с небес. Еще больше ног застучало позади нее, следуя за ней к конюшням с глубинным инстинктом всех сотойи.
Копыта застучали по стойлам, из дыма донеслись новые свистящие крики ужаса, и Лиана отчаянно навалилась на перекладину поперек дверей конюшни. Кто-то затормозил рядом с ней, помогая ей, отбросив запирающую планку в сторону, схватив огромные двойные дверные панели и широко распахнув их. Дым, жар и эти леденящие душу крики вырвались из них, и Лиана закашлялась, вбежав в самое сердце хаоса.
Она распахнула ближайшие ко входу стойла, отчаянно уворачиваясь, когда лошади в них наваливались всем своим телом на открывающиеся двери. Эти лошади видели свет, знали, где находится дверь, и ужас придал им крылья. Они с грохотом вылетели из конюшни, безумно убегая от потрескивающего пламени, и Лиана снова закашлялась, уже сильнее. Дым стоял невероятный, так как управляющий конюшней запасся сеном на чердаке на случай предстоящей зимы. Горящие куски черепицы и кровельного бруса посыпались на чердак, и сухое сено мгновенно загорелось. Белый дым присоединился к бурлящим клубам древесного дыма, и внезапно стало невозможно видеть дальше, чем на фут или два, сквозь удушающие волны жара.
<Вернись!> Гейрфресса плакала где-то в глубине ее мозга. <Лиана! Сестра, вернись!>
Лиана слышала свою копытную сестру, но даже голос Гейрфрессы был потерянным и далеким, где-то за пределами непосредственности ее миссии. Она пошатнулась в ослепляющем дыму, находя задвижки стойла скорее на ощупь, чем на вид, и распахнула их, но эти лошади не могли видеть вход, а даже если бы и могли, язычки пламени танцевали и прыгали между ними и дверью конюшни. Путь к спасению и жизни лежал между этими языками пламени, но они смотрели на стену дыма зловещим красным блеском, и охваченные паникой лошади шарахались от видимой угрозы. Они встали на дыбы и безумно заржали, смертельно напуганные, и Лиана едва успела отскочить в сторону, когда одна из них вслепую бросилась глубже в смертельную ловушку горящих конюшен.
Она схватила другого за повод, и перепуганное существо чуть не сбило ее с ног. Ей удалось удержаться, отчаянно желая, чтобы она могла как-нибудь перевязать ему глаза, но для этого потребовалась бы дополнительная пара рук. Все, что она могла сделать, это говорить с ним так успокаивающе, как только позволяли шумные звуки и ее собственное кашляющее дыхание, пока она тащила его в безопасное место.
Ей удалось дотащить его почти до самого входа, когда пылающий обломок приземлился на его круп. Огненный кусок обломков был не особенно большим, но обожженный конь взвизгнул и рванулся вперед, едва не растоптав ее, когда вырвался из конюшни. Она пошатнулась, чуть не упав, затем снова бросилась обратно в ревущий ад.
Что-то ударило ее. Уже потеряв равновесие, она упала и едва успела подвернуть плечо, прежде чем ударилась о землю. Порез на ребрах вызвал у нее острую боль, но она проигнорировала ее, снова поднялась на колени и направилась к конюшне.
- Нет! - крикнул голос ей в ухо.
Она закашлялась, пытаясь понять, и почувствовала руки на своих плечах, тянущие ее назад. Она повернула голову и обнаружила, что смотрит в знакомое лицо.
- Нет, миледи! - сказал Тарит Шилдарм. Он покачал головой, слезы размывали бледные линии сквозь сажу на его собственном лице. - Нет... уже слишком поздно.
<Послушай его! Послушай его, сестра!>
Лиана извивалась, пытаясь вырваться, все еще слышались отвратительные крики лошадей, пойманных в этом вихре пламени, омывающем конюшню, но он не отпускал ее.
- Нет, - сказал он еще раз. - Ты не можешь! Уже слишком поздно!
Слова наконец прорвались к ней, и она осела, внезапно осознав, что не просто кашляет. Она дико рыдала, когда эти крики агонии катились по ней, и мужчина, который столько лет был ее личным оруженосцем, заключил ее в свои объятия и крепко прижал к себе.
- Вот так, девочка, - прошептал он ей на ухо, поглаживая ее опаленные, покрытые пеплом волосы мозолистой рукой. - Вот. Ты сделала все, что могла. Уходи сейчас же.
***
- Нет, здесь, здесь! - крикнул Хатан Шилдарм.
- Оставьте лошадей! - услышал он рев Теллиана. - Финдарк возьми это, оставь лошадей!
Хатан вздрогнул от боли и ярости в голосе своего брата ветра, но барон был прав. Они не могли спасти всех лошадей, что бы ни делали, и, стараясь спасти хоть одну, они играли прямо на руку людям, пытавшимся убить короля. Он зарычал, ударив одного из королевских оруженосцев плоской стороной своей сабли, достаточно сильно, чтобы тот пошатнулся и чуть не упал. Он поднялся, его лицо исказилось от ярости, затем остановился, когда Хатан ударил его снова. Оруженосец покачал головой, и разум вернулся в выражение его лица.
Разум... и ненависть. Ненависть, направленная в тот момент против всадника ветра, который помешал ему броситься в эту ревущую, потрескивающую печь.
Разум победил. Оруженосец покачал головой, затем кивнул и, пошатываясь, направился обратно к королю.
- В угол! - крикнул Теллиан. - Отведи короля в угол сейчас же, черт бы тебя побрал! Сейчас же!
Голос сэра Фрадара Суордшэнка присоединился к голосу барона, заставив оставшихся оруженосцев и придворных прийти в некое подобие организованного движения. Они тащили раненых за собой, стараясь не высовываться из-за дыма, отступая в юго-западный угол огражденного стеной помещения. Ветер, какой только был, дул с запада, отгоняя от них большую часть дыма. Клубящееся, ревущее пламя, охватившее главный домик, находилось справа от них, а сама стена - слева. Это было жалкое оправдание оборонительной позиции, но это было лучшим, что у них было.
<Они движутся, брат>, - сказал Гейрхэйлан Хатану. <Они движутся.>
Так оно и было, и всадник ветра мысленно вздохнул с облегчением. Затем он поднял голову, когда огромная гнедая кобыла вырисовалась из дыма рядом с ним. Лиана прислонилась к Гейрфрессе, кашляя, ее лицо было залито слезами, и сердце Хатана сжалось, когда он увидел ее. Он начал тянуться к ней, но не было времени. Лучшее, что он мог сделать, это ободряюще кивнуть ей, прежде чем они с Гейрхэйланом направились к Теллиану.
