разыскивал лишь в последние годы, после отъезда Бенедикта.
Бенедикт рос своенравным ребёнком, лет с пяти вёл себя как будущий король. Апол уделял ему много времени, беседовал, обучал. Но если Милену просто не интересовали разговоры о Савиэле, то у Бенедикта они вызывали смех. А в остальном он не делал ничего предосудительного: прилежно учился, постоянно упражнялся в верховой езде и фехтовании. Но после очередного хамского разговора Бенедикта с королём няня не выдержала и решила пробудить в нём благодарность к своему опекуну. Так Бенедикт узнал о своём происхождении, и этот момент стал переломным. Апол рассказал ему сам, когда Бенедикту исполнилось тринадцать, а тот не подал виду, что для него это не новость. И эти несколько лет он только и делал, что искал и находил доказательства того, что он не желанный ребёнок, что он никому не нужен, что его держат во дворце из жалости и чувства долга. Обида копилась, поведение делалось всё несноснее. Он начал оказывать дурное влияние на Милену. Апол приходил в отчаянье, чувствовал себя в ловушке и виноватым перед всеми. Ему оставалось лишь наблюдать, как и дочка становится всё более заносчивой. Няня не просто любила, а обожала Милену. А Милена с подачи Бенедикта начала стыдиться близкого родства с простой крестьянкой и перестала называть её бабушкой. Слухи о её неземной красоте разнеслись далеко за пределы королевства, и эти потоки восхищения и лести тоже отразились на её характере.
Апол боялся признать, что тот, кого он счёл благословением, становится его проклятием. Он замкнулся. Я пытался разговорить его, и он признался, что его одолели сомнения в тех видениях на Клоссе. И я согласился, что после смертельной угрозы могло привидеться что угодно. Он тут же возразил, что, конечно, всё было на самом деле, но он не понимает, почему теперь Савиэль его оставил. Почему он так редко ощущает его присутствие.
Атмосфера во дворце была тягостной. Когда стало понятно, что Бенедикт имеет виды на Милену и она готова ответить ему взаимностью, Апол даже заболел от переживаний.
– Неужели маме нравился блюститель? – не мог поверить Принц.
– Ничего удивительного. О нём вздыхали многие придворные дамы. Сообразительный, ловкий, дерзкий, с прекрасным вкусом. А как он держался в седле! Его происхождение в глазах романтичных девушек только добавляло его образу таинственности. Ну и сравнение с заезжими принцами тоже было однозначно в его пользу.
– В том числе с моим отцом?
Порф кивнул.
– Твой отец был одним из последних, кого Милена выбрала бы себе в женихи. Когда Бенедикту исполнилось восемнадцать, он попросил у Апола руки Милены. Тот взял время подумать и слёг с сердечным приступом. Я дежурил у его постели и придумывал различные способы избавиться от Бенедикта, один хитроумней другого, но Апол лишь качал головой. После нашего разговора он понял, что помочь ему может только Савиэль. Он закрылся у себя и сутки без сна и еды молил Савиэля дать ответ, за кого выдать замуж Милену. И ответом был «Анри Лакронский». Но навязать своё решение Милене оказалось ещё сложнее, чем его принять. Видя страдания дочери, Апол просто сходил с ума из-за сомнений в собственной правоте. И тогда он по вдохновению предложил ей попросить в подарок что угодно с условием, что, если он добудет просимое, она выйдет замуж за Анри.
– И этим подарком стал молодильный крем, – догадался Принц.
– Это была идея Бенедикта. Он знал из книг, что многие трудились над созданием такого средства, но никто не преуспел.
– На сей раз Апол молил Савиэля три дня и три ночи. Не знаю, как я выдержал, чтоб не выломать дверь и не прекратить это безумие. Внешне он был в ужасном состоянии, но плакал от счастья. Он держал в трясущихся руках баночку с кремом. Он немного помазал мне лоб, и кожа стала, как у младенца, – Порф с грустной улыбкой провёл рукой по гладкому лбу. – Ты не поверишь, но у меня все эти чудеса вызвали бурю возмущения. Савиэль, в существовании которого я уже не мог сомневаться, представлялся мне деспотом, который играет людскими судьбами ради потехи, доводит до исступления, чтоб даровать то, что мог дать с самого начала. С этого момента я встал всецело на сторону Милены и в пику Савиэлю рассказал ей, что Апол заполучил крем, и предложил им план побега. Бенедикт его не поддержал. Думаю, он уже тогда сообщался с Колдуном, знал о грядущей войне и рассчитывал на смещение или даже убийство обоих королей. Но он не мог признаться в этом Милене, и его отказ остудил её чувства. Вот так элегантно Савиэль обратил мой подлый порыв во благо.
Милена вышла замуж за Анри. А потом началась война. С участием нашей армии под моим командованием. Я впервые увидел зло и смерть так близко. Мне и самому пришлось убивать. На войне я поседел. И снова вся моя злость и негодование обратились на Савиэля, который не удосужился предотвратить этот ужас. Я врывался в самую гущу боя, отражал удары колдовских мечей, уворачивался от колдовских стрел и злился на Высшего мага, который и отводил их. Тем временем Апол взывал к Савиэлю, и к нему прилетел ковёр-самолёт, о котором мечтал Арбен Лакронский. Заключили перемирие, но у меня не получалось вернуться к мирной жизни. В сердце поселилась тоска и злоба, от которых я не находил избавленья ни днём, ни ночью. Я просто не представлял, что можно противопоставить тому ужасу, через который мне довелось пройти. Апол тоже сильно сдал, но у него была опора. К тому же родился внук, в котором он души не чаял. Я уже решил покончить со своей никчёмной жизнью, но Савиэль остановил меня и велел отправиться сюда и принимать всех, кто захочет здесь жить.
– Значит, вы тоже его видели?
Порф покачал головой.
– Так, как твой дед, – нет. Я слушал его указания в полусне. Но ничего более реального и убедительного я не переживал. Этот голос, Патрис, такой голос не может быть рождён воображением.
Вспомнив рассказ ледяного колдуна о несчастной маме, Принц тоже возмутился деспотизмом Савиэля.
– Объясните мне, Порф, – спросил он, – почему одним в минуту отчаянья является главный колдун, а другим – Савиэль? Вам не кажется это несправедливым?
– Я думаю, мы постоянно слышим голоса обоих, – ответил Порф. – Разве Савиэль не обращался ко мне устами Апола, чудесами, событиями моей жизни? А я до последнего предпочитал слушать колдуна. В отличие от него, Савиэль не позволяет себе подчинять человеческую волю. Иногда мне
