Захватил его, точнее заметил, лично Вацлав Попел, вырвавший полотнище из рук мертвого знаменосца, и в развернутом виде принесший в крепость. Казаки и охотники, успевшие отдать должное воинскую доблесть посланного царем лекаря, встречали его одобрительными выкриками, хлопали по плечу и всячески выражали свою приязнь.
Единственным, кто не оценил храбрости чешского эскулапа оказался Панин, который к вечеру уже немного оправился от удара по голове и лично возглавил свой полк во время вылазки. Ради такого случая его побратим даже расстарался и привел ему смирного мерина, на котором он теперь и гарцевал.
– Пан Попел, вижу, воюешь ты геройски, знамя захватил! Хвалю. Только скажи мне, любезный доктор, а кто, по-твоему, должен лечить раненых пока ты тут шпагой машешь?
Вацеку не нашлось, что ответить на эту довольно мягкую отповедь.
– Немедленно отправляйся в лекарню и пока не закончишь с последним из раненых оттуда больше ни ногой! – велел полковник морщась от головной боли. – Ясно тебе?
– Куда уж яснее… – загрустил мораванин и, сунув древко трофея в руки ближайшего охотника, уже без прежней лихости, но весьма шустро зашагал в сторону лазарета, у входа в который его встретила сердитая и насупленная Нахат.
– Где ты был! – накинулась она на вернувшегося со славой молодого человека.
– В бою, – чистосердечно ответил он, но заслужил лишь новую порцию упреков.
– Зачем ты полез в драку? Хотел, чтобы тебя убили?
– Но это война…
– Ты забыл, что у нас есть дело? Пока шел штурм, все казаки были на стенах. Можно было пробраться во дворец паши и забрать оттуда наше золото.
– Черт, я совсем забыл о нем, – поморщился Вацлав. – Но ведь ты понимаешь, что сегодня решалось, будем ли мы жить или погибнем?
– И без тебя казаки, конечно бы, не справились? – не без сарказма в голосе спросила девушка.
– Кто знает, – с философским видом пожал плечами Попел. – Сегодня мне удалось зарубить, по меньшей мере, две дюжины турок, спасти нашего оберста и захватить вражеское знамя.
– Что с Паниным? – вычленила главное из его бахвальства Нахат.
– О, ничего опасного. Немного покоя и хороший уход помогут ему снова встать на ноги.
– А если бы вы с ним оба погибли? – широко распахнула глаза девушка. – Что было бы со мной?
– Ничего хорошего, – вынужден был согласиться лекарь.
– А еще у нас полный лазарет раненых. Все только и спрашивают, где доктор? А мне и ответить нечего!
– Принеси воды, чтобы я мог помыть руки, – вздохнул Вацлав. – Будем лечить.
Глава 15
На утренней зорьке лодки тихо вышли из прибрежных камышей и направились к большому кораблю, застывшему посреди речной глади. Сидевшие в них вооруженные люди старались грести как можно тише, не вынимая весел из воды, чтобы не выдать себя плеском. Из упрямо сомкнутых губ не вырвалось ни единого звука, плотно подогнанная амуниция ни разу не брякнула об оружие и даже, иной раз казалось, что гребцы и не дышат вовсе, подбираясь все ближе к ничего не подозревающему, как они думали, противнику.
Но когда до галеаса оставалось всего ничего, из-за борта стали одна за другой выглядывать головы недремлющего экипажа. Одни были одеты в немецкие морионы, другие в русские колпаки, третьи простоволосы, но все они, как оказалось, ждали нападения и готовились его отразить.
– Бей их! – фальцетом проблеял чей-то неожиданно тонкий голос, после чего остальные тоже подскочили и заревели, будто стадо разбуженных зимой медведей. – А-а-а!
Сидевшие в лодках ратники, поняв, что обнаружены, тоже перестали молчать и с криками бросились в атаку. Сначала они стали бросать кошки, пытаясь зацепиться за высокие борта, но обороняющиеся матросы, не будь дураками, резали веревки, а тех, кто пытался забраться по ним наверх выкидывали обратно. Несколько особо ушлых попытались забраться внутрь по якорным канатам, но стоило первому из них просунуть голову в клюз [58], как по роже ему саданули пудовым кулачищем, так что свалившийся в воду бедолага едва не утоп.
Через минуту стало ясно, что попытка абордажа провалилась, и лодки с нападавшими стали отходить, осыпаемые бранью и насмешками экипажа корабля. Однако сюрпризы на этом не закончились. Пока шла замятня, с другой стороны к кораблю подошла небольшая барка и с размаха налетела на борт. От удара мачта на судне покосилась и висевшие на ней крючья зацепились за такелаж галеаса и как не старались его матросы, расцепить их не получилось. Тем временем, из глубины барки выскочил полуголый человек и, помахав над головой горящим факелом, бросил его в воду, после чего издевательски поклонился и, сиганув в речку, поплыл в сторону берега, широко загребая саженками.
– Вот артист, – ухмыльнулся я, – шах и мат корабельщикам!
– Отчего это? – недоверчиво спросил вертящийся рядом Митька, – там же нет ни пушек, ни команды доброй.
– Сейчас моряки на барку перелезут и всем морды набьют! – поддакнул Петька, который всей душой был там среди дерущихся.
Еще вчера, узнав про предстоящие учения, мальчишки упросили меня поднять их пораньше, чтобы посмотреть, как будут брать на абордаж флагман нашей флотилии. Возражений у меня не нашлось и, выполнявший обязанности воспитателя, Анцыферов ни свет, ни заря безжалостно поднял своих отчаянно зевающих учеников. Впрочем, те скоро перестали кукситься и с интересом наблюдали за учебным боем, с трудом удерживаясь от желания присоединиться к нему.
– Потому, – ответил я разыгравшимся пацанам, – что это не просто барка, а брандер! То есть, малый корабль полный горючего вещества. Вы же сами видели удальца с огнем. Считайте, что корабль запалили, и тогда галеас не спасти. Сгорел бы.
– Ишь ты, – задумался царевич, прикидывая про себя последствия.
– Несправедливо! – решительно махнул рукой его приятель, не скрывающий своих симпатий к экипажу большого корабля. – Кабы в настоящем бою дело было, они все лодки из пушек поразбили. Вот!
– Может и так, – не стал спорить я. – А теперь марш в шатер, умываться и завтракать!
Вот уже две недели, как большая часть моей флотилии оказалась спущена на воду. Корабли продолжали оснащать и вооружать, но мы с Петерсоном и будущими командирами уже приступили к обучению экипажей, чтобы не опростоволоситься, когда окажемся перед османами. Проще всего было со стругами. Посади любого русского мужика на весла, и он сможет грести не хуже любого иного, ибо рек и озер в нашем богоспасаемом отечестве в избытке. Но на галерах на одной банке их должно быть не меньше трех, а потому нужна слаженность. Ведь грести мало, требуется выполнять маневры, а для этого делать все разом и вдруг.
Что же до галеаса, который я по привычке назвал женским именем – «Елена Прекрасная» то с ним все еще сложнее. Во-первых, прибывший служить чин освящения корабля Рязанский архиепископ Антоний [59] явно не был поклонником Илиады, а потому, не мудрствуя лукаво, нарек первый флагман будущего Российского флота в честь матери императора Константина «Святой Равноапостольной Еленой».
Во-вторых, гребцов на каждое его весло полагалось уже пятеро. В-третьих, на нем имелось еще и весьма развитое парусное вооружение, управляться с которым было просто некому. Поэтому вербовали в команду всех подряд. Поморов с русского Севера, рыбаков с Волги, но больше всего иноземцев. Мекленбуржцев, померанцев и всяких разных шведов.
Заготовленного и высушенного леса помимо галеаса хватило еще ровно на десять галер, а брандеры и струги строились из чего попало. Последнее само по себе не страшно, и те и другие нужны только на один рейс. В крайнем случае, если припрет нужда, еще сотню другую стругов переправим с Волги, но это, разумеется, не выход.
– Помилуй великий государь, – повинился Минин-младший, когда выяснилось, что среди запасенного леса, оказалось немало брака. – Как перед Богом клянусь, не ведал я сего! Просмотрел.
