временем Хаджиеву удалось-таки наладить сеанс связи, и в эфире прозвучал голос итальянского адмирала.
– Я командующий эскадрой королевских военно-воздушных сил Антонио Тоскано, – представился он. – С кем я говорю?
– Сенатор Колычев.
– По какому праву вы напали на мои корабли? Надеюсь, вы понимаете, чем это чревато?
– Видал нахалов, но чтобы таких… – удивился подобной наглости Март. – А я считаю, что все было ровно наоборот! Это вы первым открыли огонь, несмотря на мои сигналы, о том, что это мирное судно, находящееся в Аддис-Абебе с дипломатическим визитом.
– Ничего себе «мирное», – пробурчал стоящий рядом с командующим лейтенант Горрини. – Каковы же у них тогда военные?
– Таким образом, – продолжал Колычев, – я не могу квалифицировать ваши действия иначе, как пиратство.
– Что? – едва не задохнулся от подобного обвинения Тоскано. – Да как вы смеете?
– Уж не хотите ли вы сказать, что, напав на яхту, принадлежащую российскому подданному, вы действовали по приказу своего правительства? В таком случае это действительно казус белли…
– Нет-нет, – запротестовал итальянец. – Это все трагическая случайность…
– В таком случае я рекомендую вам сдаться. Потом с этим делом разберутся дипломаты, а пока что давайте прекратим это бессмысленное кровопролитие.
– Но я не могу капитулировать перед гражданским судном!
– Не беспокойтесь, синьор. У меня есть патент приватира, а мой корабль входит в соответствующий реестр.
– Мадонна! – простонал Тоскано. – Этот проклятый русский меня доконает.
– Мой адмирал, – наклонился к его уху Горрини. – Не думаю, что на русской яхте слишком уж большой экипаж. Давайте сдадимся для вида, а когда они подойдут вплотную, бросимся на абордаж. У нас почти сотня вооруженных людей, неужели мы не справимся с парой десятков русских?
– Отличная мысль! – загорелся командующий. – Луиджи, мой мальчик, ты возвращаешь меня к жизни. Немедленно отправляйся вниз и отдай все необходимые распоряжения! Кажется, у нас еще есть шанс выпутаться из этой безумной истории с честью…
К несчастью для итальянцев, продолжавшие контролировать «сферу» Колычев с Хаджиевым прекрасно их слышали.
«Ты только посмотри, какие сволочи?» – послал мыслеобраз своему инженеру Март.
«Хороший план, в другой раз мог бы и сработать», – оскалил зубы в хищной усмешке имевший свои представления о чести японец.
Как говорили древние, кто предупрежден – тот вооружен! Разумеется, Март не стал подводить «Александру» к «Кондотьери», а, зависнув на безопасном расстоянии, послал к нему бот с абордажниками под командованием Вахрамеева. Это стало последним ударом для Тоскано. Увидев, что на русской яхте помимо вооружения имеется еще и настоящий штурмбот, он понял, что попал в западню, из которой уже не вырваться.
Между тем с зависшего над верхней палубой бота на палубу корвета высадилась десантная группа. Быстро разоружив всех, кто на ней оказался, абордажники во главе с Вахрамеевым заняли ходовую рубку и знаками приказали уцелевшему пилоту разворачивать корабль к Аддис-Абебе.
– Не могу ничего сделать, синьор, – развел руками Горрини. – Внизу какие-то неполадки…
– Где адмирал? – спросил дядька Игнат.
– Спустился к себе в каюту, – отчаянно жестикулируя, принялся объяснять лейтенант, – если вы хотите его видеть, вам надо спуститься…
– Ну чего ты лопочешь, – с досадой поморщился мало что понявший из его речи боцман. – Ты думаешь, первый такой хитрожопый?
С этими словами, он, недолго думая, снял с пояса наступательную гранату и бросил ее в ближайший люк. В отличие от привычных ребристых Ф-1 они давали много мелких осколков и, разорвавшись в тесных помещениях, оглушали всех, кто там находился.
Внизу раздался взрыв, затем крики, после чего все стихло, а невозмутимый дядька Игнат показал похолодевшему от ужаса итальянцу свой арсенал.
– Видишь, сколько? – посмотрел он на своего пленника, похлопав по подсумку. – На всех хватит! Поэтому бросайте дурковать и сдавайтесь без всяких фокусов…
– Я не понимаю! – простонал никак не ожидавший ничего подобного Горрини.
– Вы говорите по-английски? – раздался голос из висевшего на груди русского десантника артефакта.
– Да, синьор!
– С вашей стороны это была глупая и подлая затея! – пояснил ему через переговорное устройство Март. – Я мог бы уничтожить ваш корабль со всем экипажем, но не хочу лишних жертв. Поэтому повторяю свое предложение, капитулируйте!
– Я согласен, – заявил поднявшийся по соседнему трапу Тоскано. – Дайте мне минуту, и я прикажу своим людям сложить оружие…
– Вот и ладушки, – усмехнулся дядька Игнат, не убирая, впрочем, пальца с пускового крючка. – По доброму-то оно завсегда лучше!
Первое, что увидел после возвращения Март, было изумленное лицо Хайле Селассие, лично прибывшего на аэродром в окружении своих босоногих придворных. Еще вчера негус был готов ко всему. Упорной, пусть и безнадежной борьбе, а в случае поражения в полевом сражении – долгой партизанской войне против заведомо превосходящего во всем, кроме готовности сражаться насмерть, противника. Потеря столицы, трона, а быть может, и самой жизни. А сегодня он почти победитель. Атака королевских военно-воздушных сил Италии отбита с огромным для них уроном. Большая часть вражеских кораблей догорает на земле, а флагман и вовсе захвачен.
Еще больше удивления было, когда по трапу поверженного «Кондотьери» спустились пленники во главе с самим адмиралом Тоскано. Это была не просто победа, а триумф! Быть может, величайший за все время существования Эфиопского государства. И, наверное, поэтому в сердце императора поселились не только радость, но и страх. Сегодня этот богатый мальчишка, получивший, по не иначе как господнему недосмотру, огромную силу, выступил на его стороне и сокрушил силы могущественного европейского королевства, но что будет, если он передумает и решит уничтожить Абиссинию? У кого будет достаточно силы, чтобы остановить его?
Разумеется, Март мгновенно обнаружил, какого рода эмоции переполняют сердце негуса, и… невольно восхитился его выдержке. Что бы ни чувствовал Хайле Селассие, вел он себя с поистине королевским достоинством.
– Благодарю тебя, посланник великой северной страны! – пафосно провозгласил он. – Ни я, ни моя семья, ни мой народ никогда не забудем, чем обязаны Великой России и ее верному сыну гроссу и сенатору Мартемьяну Колычеву.
С этими словами он, под изумленными взглядами придворных, снял с себя орден царя Соломона и торжественно вручил его Марту. Высшая награда Эфиопии представляла собой большую медаль из золота со звездой Давида и крестом, и шестью большими алмазами по углам. Судя по совершенно обалдевшему виду придворных, это было не просто большой честью, а делом, доселе неслыханным.
– Спасибо, ваше величество, – немного растерялся Март, не зная, что делать с наградой величиной с блюдце. – Мы старались…
Затем был праздник. Марта с супругой и офицерами снова пригласили во дворец, а простым матросам, стоило им уйти в увольнение, просто не давали проходу. Всякий житель столицы, будь он беден или богат, желал
