Может, я боль вашу успокою?
Так ласкова она никогда с ним еще не была. Положила голову ему на плечо, а сама стала гладить ему живот, забираясь под рубаху. И вела она себя вовсе не как молодая жена, что вышла замуж две недели назад, а как очень даже опытная женщина.
– Не думаю, – отвечал он, отводя от себя ее руку. – Эту боль даже брат Ипполит успокоить не может, умный монах.
Тут вся ласка Элеоноры сразу и закончилась. Ласковая жена умерла, и проснулась опять в ней дочь графа:
– И сколько же мне теперь ждать, пока ваша хворь пройдет? – говорила она с привычным для себя высокомерием. – Долго ли вы пренебрегать мною будете?
– Недолго, – отвечал Волков спокойно, – неделю или две. Может, и три, но не больше.
– Три недели?! – воскликнула она.
– А что, разве вам тяжело без внимания мужа три недели прожить? Интересно, как же вы до лет своих дожили без мужа, если три недели без ласки вам в тягость? – едва ли не с насмешкой говорил он, да еще и улыбался при том.
Она смотрела на мужа едва ли не с ненавистью, не говорила ему, а шипела:
– Когда замуж шла за вас, так знала, что за старика иду, да не знала, что этот старик еще и немощен! Хвор и немощен!
А он вдруг засмеялся и, повернув к ней лицо, сказал:
– Может, и так, только напомню я вам, что перед Богом клялись вы меня любить и в болезни, и в здравии.
Она что-то зло пробурчала и отвернулась. А он посмотрел на ее спину, на ее зад и подумал, что был бы не прочь взять ее прямо сейчас. Но нет, лучше потерпеть, дождаться Сыча.
Элеонора Августа в эту ночь от злости долго не могла уснуть, а кавалер – напротив. Первый, кажется, раз за всю неделю спал крепко. И проспал до самого рассвета, ни разу не проснувшись.
Сыч уехал вчера днем. Значит, в поместье графа он добрался уже ввечеру, ближе к ночи. Если сегодня он займется делом и ему повезет, вернуться он сможет только к вечеру. Сидеть и ждать вместе с молодой разъяренной женой Волкову вовсе не хотелось. И решил он заняться тем, что он откладывал все время. А именно волком.
Монах-отшельник обещал, что подумает, как волка обнаружить. Обещал и исчез, забыл, наверное, про обещание свое. Ну, ничего, кавалер ему напомнит. Хоть и не любил он по оврагам ездить, но не сидеть же с женой дома. Велел кавалер Максимилиану и Увальню седлать коней.
Денек отличный был, он не спешил никуда, ехали, лошадей не гнали. Проезжая мимо солдатского поля, посмотрели, как солдаты убирают свой жидкий урожай. Рожь и вправду у них уродилась убогая. Не в пример той густой и крепкой ржи, что собирали мужики под руководством ушлого в этом деле Ёгана. Кавалер остановился, поздоровался с солдатами, поговорили про урожай и про то, что хорошо, что сходил к горцам, а то при таком урожае солдатам зиму было бы не пережить. Поболтали с сержантами и поехали дальше, к хижине монаха.
А у хижины все оказалось так же, как прежде: дверь на замке, никого нет. Они на кладбище сходили, а там ничего не изменилось. Только самая свежая и маленькая могила стала зарастать и походить на старые. Даже следов свежих нигде не видать было. Тихо и дико вокруг, словно не было тут никогда людей.
Они поднялись на пологий и длинный холм, что располагался неподалеку от хижины. Огляделись.
– Солдаты сюда еще не добрались, – сказал кавалер, рассматривая роскошные орешники вокруг. – А не то пустили бы орех на дома или на обжиг кирпича.
– Там что, дорога, кажется? – спросил Максимилиан, показывая дальше на запад.
– Кажется.
– Там еще ваша земля?
– Точно не знаю, но давай-ка проедемся туда, я там еще не бывал, хочу посмотреть.
Они отправились дальше на запад и так, объезжая заросли разного кустарника и разной глубины овраги, по холмам доехали до дороги. Жарко было, лошади уже хотели пить, а Увалень, скорее всего, и есть, время-то шло к обеду, но Волков почему-то не остановился, хоть и понимал, что заехал уже на чужую землю. А на дороге увидали они следы от копыт, следы свежие, еще ветром не стертые. То были подковы крестьянского меринка.
– Поехали, посмотрим, кто тут ездит в этой глуши, кроме нас, – сказал кавалер, и они направились по дороге на север.
Глава 30
Дорога быстро привела путников на хутор из трех домов. Все дома были крепкие, хорошие, а один из них с большим двором и кузней. В этот двор как раз заехала телега.
Мальчишки тем временем заметили незнакомцев, заголосили, и тут же из кузницы вышел мужик в переднике из кожи и в шапке. Сам он был худ, но крепок, и еще, кажется, немало удивлен.
Он поклонился Волкову.
Кавалер слез с коня и уселся на изрубленную старую колоду для рубки дров:
– Я Эшбахт. Можно присесть у тебя?
– А я Ганс Волинг, кузнец местный. Сидите, господин, сейчас же велю ваших коней напоить. – Мужчина повернулся и крикнул мальчишкам: – Эй, Карл, Людвиг! Напоите коней добрых господ!
– Вот как, значит, это уже земля барона фон Деница? – спросил кавалер, ставя меч рядом и разминая ногу.
– Истинно, господин, – кивал кузнец. – В пять верст отсюда на юг будет село Баль, а если поехать на закат, так там замок Дениц.
– И далеко до замка?
– Нет, на телеге два часа езды, а верхом так и часа не будет, если напрямик.
– А ты разбираешься в часах? – удивился Волков.
– А как же, – отвечал кузнец, явно гордый, что заезжий господин интересуется им и удивляется его знаниям. – Я же механик, с часами хорошо знаком. Коли надобность возникнет, так на ратушу вам поставлю часы с боем, на всю округу слышно будет.
– Вот как? Механик, значит, – произнес кавалер с заметным интересом. – Жаль, что у меня нет ратуши.
– Да, господин, я механик, и если у вас будут сложные заказы по железному делу, так я с радостью возьмусь и сделаю все дешевле, чем делают эти жулики из города.
– Угу-угу, – многозначительно говорил Волков. – А скажи-ка, кузнец, ты и замки дверные делаешь?
– Конечно, – говорил Ганс Волинг. – То работа для меня простая, я и для сундуков замки делаю, и механизмы для мельниц, и колеса зубчатые кую, с любой работой по железу приходите, господин. Даже могу меч такой, как у вас, починить, на что он работы тонкой и закалки сложной, все
