цвета? Мне бы хотелось хоть раз увидеть его в белом.
Геката фыркнула, но ничего не сказала.
Юри продолжила рассказывать о других вариантах, а Персефона все никак не могла перестать думать о Зевсе и о том, почему они планируют свадьбу, не зная, будет ли их союз с Аидом разрешен. «Может, ваш брак уже благословлен, – возразила она сама себе. – Может, Аид уже спросил его, прежде чем сделать предложение». Это бы объяснило, почему она никогда прежде не слышала о таком архаичном правиле.
И все же она непременно спросит его позже… а до этого момента ее будет снедать беспокойство.
Персефона утвердила цветовую палитру, и Юри перешла к свадебному платью:
– Я попросила Альму нарисовать несколько вариантов.
Персефона пролистала страницы. Каждое платье было богато украшено драгоценными камнями или жемчугом и имело множество слоев тюля. Может, она никогда и не мечтала о свадьбе, но точно знала, что все эти платья не для нее.
– Ну, что думаете?
– Наброски прекрасны, – ответила богиня.
– Но они вам не нравятся, – тут же закончила за нее Юри, нахмурившись.
– Не то чтобы… – произнесла Персефона.
– Так и есть, – вмешалась Геката.
Персефона бросила на нее гневный взгляд:
– Просто… я думаю, что мне нужно что-то… попроще.
– Но… вы ведь станете царицей, – возразила Юри.
– Но я по-прежнему останусь Персефоной. И хочу быть Персефоной… пока могу.
Юри открыла рот, чтобы снова ей возразить, но тут снова вмешалась Геката:
– Я понимаю, милая. Почему бы мне не заняться твоим нарядом? Кроме того, ведь это не последний шанс надеть бальное платье.
Богиня колдовства бросила на Юри многозначительный взгляд.
Персефона сдвинула брови:
– Что ты имеешь в виду?
– О, моя милая – это же только первая свадьба. У тебя будет и вторая, а может, и третья.
Кровь отлила от лица Персефоны:
– Третья?
Похоже, ее ждала очередная новость.
Геката объяснила:
– Одна в подземном царстве, вторая в верхнем мире, а третья на Олимпе.
– Зачем нам праздновать на Олимпе?
– Потому что это традиция.
– Традиция… – повторила Персефона. Как та, по которой Зевс одобряет браки. И теперь она задалась вопросом: если Зевс не одобрит их брак, будет ли это значить, что он вообще не одобряет их отношения? Попытается ли он разлучить их, как ее мать? Она нахмурилась: – Я не особо горю желанием следовать традициям.
Геката улыбнулась:
– К счастью для тебя, Аид тоже.
Они еще какое-то время обсуждали цветы и место торжества. Юри предпочитала гардении и гортензии, а Персефоне больше нравились анемоны и нарциссы. Юри предлагала провести церемонию в бальном зале, а Персефона хотела в саду – возможно, под лиловыми глициниями Аида. Под конец Геката заулыбалась.
– Что? – спросила Персефона, желая знать, что так развеселило богиню магии.
– О, да ничего, – ответила та. – Просто… хоть ты это и отрицаешь, кажется, у тебя есть четкое представление, какую именно свадьбу ты хочешь.
Персефона едва заметно улыбнулась:
– Я просто… выбираю то, что напоминает мне о нас.
После обсуждения Персефона отправилась в купальни, где на целый час погрузилась в горячую, пахнущую лавандой воду. Она была измотана. Усталость пронизывала ее до костей, ведь ее тело почти непрерывно боролось с беспокойством и сокрушительным чувством вины. И то, что ей не давали спать кошмары с Пирифоем, вносило свою лепту. Даже после того, как они с Аидом вернулись из Тартара, ей не удалось уснуть. Она лежала рядом с богом мертвых, проигрывая в памяти пытку, которой подвергла полубога, и спрашивала себя: что ее действия сделали с ней самой? И вдруг ей на ум пришли слова ее матери.
«Дочь, даже тебе не удастся избежать нашей порочности. Могущество без этого не обходится».
Она была чудовищем? Или просто еще одним богом?
Персефона покинула купальни и вернулась в спальню Аида – их спальню, напомнила она себе. Она намеревалась переодеться и поужинать с душами в ожидании непростого разговора с Аидом о Зевсе. Но при виде кровати ее тело вдруг налилось тяжестью, и все, о чем она могла теперь думать, был отдых. Она опустилась на шелковые простыни – в уюте, невесомости, безопасности.
Когда богиня открыла глаза, уже наступила ночь. Комната была наполнена светом камина, и на стене напротив танцевали тени. Она села и обнаружила рядом с огнем Аида. Он повернулся к ней, обнаженный. Отблески языков пламени очерчивали его мускулы – широкие плечи, плоский живот, мощные бедра. Ее взгляд скользнул по всем частям его тела – от сверкающих глаз до налившегося члена. Он был произведением искусства и одновременно наводящим ужас оружием.
Аид отпил виски из бокала.
– Ты проснулась, – тихо произнес он, осушил бокал, поставил его на столик у камина и подошел к кровати. Сев рядом с ней, он обхватил ладонями ее лицо и поцеловал. Отстранившись, он провел большим пальцем по ее губам.
– Как прошел твой день? – спросил он.
Персефона прикусила губу и ответила:
– Не очень.
Он нахмурился.
– А твой?
– Так же, – он убрал ладонь с ее лица. – Ляжешь со мной?
– Тебе не нужно об этом просить, – прошептала она.
Он распахнул ее халат, что уже приоткрылся, подставив жадному взгляду ее грудь. Шелковая ткань соскользнула с плеч, задержавшись на талии. Аид наклонился и обхватил губами один из ее сосков, потом другой, то лаская языком, то жадно посасывая. Пальцы Персефоны переплелись с его волосами, удерживая его, в то время как сама она запрокинула голову назад, наслаждаясь прикосновением его губ к своему телу. Чем дольше длились его ласки, тем сильнее внутри ее разгоралось пламя, и она направила одну из ладоней Аида в ложбинку между своими бедрами, к жаркой сердцевине, где она больше всего желала быть наполненной.
Он подчинился, раздвинув ее влажную плоть, и погрузился в нее. Она шумно выдохнула и застонала. Аид заглушил этот стон, накрыв ее рот своим. Персефона держала Аида за запястье, пока он ласкал ее пальцами, касаясь уже таких знакомых частей ее тела, но потом ее ладонь соскользнула на его член. Когда ее пальцы коснулись мягкой кожи, он застонал, прервав поцелуй и покинув ее тело.
Богиня зарычала, снова потянувшись за его рукой, но он лишь хохотнул:
– Ты не доверяешь мне в том, как доставить тебе удовольствие?
– Когда-нибудь буду.
Аид прищурил глаза:
– Ох, дорогая. Ты бросаешь мне вызов.
Он повернул ее так, что она оказалась на боку, спиной к его груди. Одна из его рук обвила ее шею, в то
