вытолкнуть обоих:
– Уходите!
Стоя за очагом, Шрамолицый рассматривал содержимое кошеля, который сорвал с девушки, а та неподвижно лежала у его ног. Возможно, еще не пришла в себя после неудачного падения.
Фиро юркнул в толпу посетителей и скрылся из виду. Тэра, вместо того чтобы убежать, запрыгнула на стол.
– Эй, тетушка Фифи! Тетушка Кира! Тетушка Джизана! – вскричала она и указала на трех женщин, пятящихся к двери.
Они остановились и переглянулись, удивленные тем, что какая-то неизвестная девочка обращается к ним по именам.
– Вы ее знаете? – прошептала Фифи.
Джизана и Кира замотали головами.
– Она сидела за соседним столом, – промолвила Кира. – Наверное, подслушала наш разговор.
– Не вы ли всегда учили, что, если хочешь быть счастлива в семейной жизни, нельзя позволять мужчинам помыкать собой? – продолжила Тэра. – Раз мужики удирают, трусливо поджав хвосты, то, может, вы поможете мне поучить этого осла уму-разуму?
Шрамолицый изумленно перевел взгляд с Тэры на трех женщин, не зная, что предпринять. Но девочка не дала ему времени решать.
– Эй, кузен Ро! Да тут почти весь наш клан в сборе! С чего это вы вдруг так испугались этого недотепу? Труса празднуете, да?
– Только не я! – ответил голос из толпы. Звучал он молодо и звонко, почти по-девичьи.
Затем из тени у двери вылетела чашка и врезалась в Шрамолицего, облив его душистым горячим чаем.
– Ха! Да если каждый из нас плюнет в негодяя, то он захлебнется! Тетушка Фифи, тетушка Кира, тетушка Джизана, вперед!
Толпа людей, только что пытавшихся улизнуть из харчевни, остановилась. Три женщины, которых Тэра назвала по имени, злобно пялились на Шрамолицего, вид у которого сделался вдруг словно бы у цыпленка, застигнутого грозой. Подруги переглянулись и усмехнулись.
Мгновение спустя три кружки с пивом просвистели в воздухе и разбились о Шрамолицего. Тот яростно взревел.
– А это тебе от меня! – Тэра схватила со стола кувшин с рисовым вином и метнула его Шрамолицему в голову. Сосуд пролетел рядом с целью и разбился о жаровню, разлившееся вино зашипело в огне.
Толпа, как известно, отличается непредсказуемостью. Подчас одиночного примера достаточно, чтобы робкое стадо обратилось в хищную стаю.
Едва лишь первые удары женщин увенчались успехом, мужчины переглянулись и вдруг обнаружили утраченное мужество. Даже сказитель Тино, такой раболепный еще мгновение назад, запулил в грабителя наполовину опорожненной кружкой пива. Чашки, кубки и кувшины со всех сторон летели в Шрамолицего, который закрывал голову руками и пятился, завывая от боли. Трактирщик с женой суетились, умоляя народ не уничтожать их имущество, но было уже поздно.
– Мы всё вам возместим! – крикнул Тиму среди гомона, но неясно было, расслышали его хозяева харчевни или нет.
Немалое число снарядов обрушивалось на Шрамолицего, и тот весь покрылся синяками. Из пореза на лице текла кровь, он был мокрый от чая, вина и пива. Сообразив, что с возбужденной толпой ему уже никак не справиться, он злобно плюнул в Тэру. Но ему пора было убираться, пока люди, окончательно осмелев, не набросились на него.
В желании напакостить негодяй напоследок швырнул кошель в жаровню, а потом ринулся вперед и проложил себе дорогу через толпу. Посетители, каждого из которых страшили его габариты и силища, невольно раздались в стороны. Шрамолицый вылетел за дверь, как волк, изгнанный из овчарни сворой лающих псов, оставив за собой только завихрения из порхающих в воздухе снежинок на пороге. Вскоре снежинки тоже исчезли, как будто недавнего гостя тут никогда и не было.
Мужчины и женщины сновали по таверне, похлопывая друг друга по спине и поздравляя с проявленной храбростью, а тем временем хозяин и хозяйка вооружились метлой, совком, ведром и тряпкой, убирая черепки керамики и осколки фарфора.
Фиро протиснулся сквозь толпу и встал рядом с Тэрой.
– Залепил ему по шее первой же чашкой, – похвастался он.
– Отличная работа, кузен Ро, – с улыбкой отозвалась Тэра.
Тино и владельцы харчевни подошли поблагодарить троих ребятишек за вмешательство. Трактирщик с женой заодно хотели удостовериться, что им в самом деле возместят убытки. Оставив Тиму обмениваться цветистыми заверениями во взаимном уважении и расположении, а также выдавать расписки, Тэра и Фиро пошли посмотреть, все ли в порядке с молодой кашима.
Та была оглушена после столкновения с грузным грабителем, но серьезно не пострадала. Дети помогли ей сесть и дали выпить немного теплого рисового вина.
– Как вас зовут?
– Дзоми Кидосу, – произнесла девушка слабым голосом. – Я с Дасу.
– А вы в самом деле кашима? – поинтересовался Фиро, указывая на лежащий рядом с ней сломанный деревянный меч.
– Хадо-тика! – Тэра возмутилась бестактностью младшего брата. – Ну разве можно задавать такие вопросы!
– А что такого? Раз меч не настоящий, то, может, и звание тоже.
Однако молодая женщина ничего не ответила. Она смотрела на огонь в жаровне, где догорала вторая половинка меча.
– Мой пропуск… Мой пропуск…
– Какой еще пропуск? – спросил Фиро.
Но Дзоми продолжала бормотать, словно бы и не слышала его. Тэра посмотрела на поношенную обувь молодой женщины и на ее заплатанную мантию; взгляд девочки на миг задержался на хитроумном приспособлении на левой ноге, подобного которому ей не доводилось видеть даже у императорских врачей, лечивших самых доверенных из стражников отца. А еще она отметила мозоли на указательном и среднем пальцах и на задней стороне безымянного, а также кусочки воска и следы чернил под ногтями.
«Эта женщина проделала долгий путь из дома, да к тому же упражнялась в письме, причем упражнялась очень много».
– Разумеется, перед нами настоящая кашима, – сказала Тэра. – Она приехала сюда на Великую экзаменацию, а тот болван сжег ее пропуск в экзаменационный зал!
Глава 2
Низвергнутые короли
Пан, второй месяц шестого года правления Четырех Безмятежных Морей
Вьюга усилилась, пешеходов и всадников на улице стало мало – все поспешили укрыться дома или найти приют в придорожных харчевнях и гостиницах. Стайка воробьев, забившихся под карниз, возбужденно зачирикала, когда птицам послышался в завываниях ветра чей-то голос.
– Что за проказу ты затеял, Тацзу? Решил нарушить гармонию Безупречного города?
Раздался бурный взрыв хохота, сопровождаемый перекрывшим вой вьюги скрежетом, словно бы клацнула зубами голодная акула. Но звук этот померк так быстро, что даже воробьи недоумевали, на самом ли деле слышали его.
– Киджи, брат мой, ты такой бесчеловечный вопреки всем прожитым годам. Как и ты, я прибыл понаблюдать за объявленным Куни состязанием умов, соревнованием острых слов и безупречных логограмм. Сочувствую тебе в части испытаний, выпавших на долю твоей юной ученой госпожи, но уверяю, что не имею никакого отношения к человеку, испортившему
