края до края. Не исполнишь слова – обращу в болотную жабу.
– А сама цаплей станешь прилетать ко мне каждую полную луну и охотиться, покуда не минут три столетия или пока не съешь? – отшутился Ферр, но смирился и послушно поплёлся за сэйд.
Эйдре звонко рассмеялась, глянула через плечо с озорством и хитростью. Её взгляд согрел на миг, отогнал липкий холод. Молодой жрец хмыкнул, улыбнулся, попытался удержать в памяти медовые глаза и весёлый смех. С такой спутницей ни скука, ни тоска от безделья не грозят, но и просто с ней не будет до конца дней. Только кротости в девах он ценить не умел сам.
– Чудны́е у вас вёсны, – сказал Ферр, чтобы отогнать тишину и вновь услышать мягкий голос чародейки. – Такой непогоды у нас не видят и зимой. Ни света, ни солнца, даже не понять, день сейчас или ночь.
– В верхнем мире мы не знаем ни вёсен, ни зим, – с печалью пояснила Эйдре. – Не можем разглядеть ни луны, ни солнца. Здесь властвуют сумерки, сны и наваждения. Зато у нас рождаются ветра.
– Какие же ветра в таком густом тумане? – удивился жрец.
– А ты не смотри, глаза тебе не помогут, – ласково предложила дева. – Слушай и найдёшь.
Ферр принялся старательно разбирать звуки. Мир вдруг обернулся иным: то, что виделось чудищами, оказалось деревьями, а длинные руки и пальцы из тьмы стали их ветвями. Он узнал шум леса, различил звон ручьёв и рек. За серой пеленой шелестели птичьи крылья, мягко проваливались в мох оленьи копыта. Жрецу не хватало красок, но тем ярче пела повсюду жизнь свои мелодии. Кожи коснулись молодые ветра, несущие из глубины наваждения звуки, и туман расступился перед ним, как уступал путь Эйдре.
– В тебе течёт кровь сэйдов, – довольно мурлыкнула дева.
– Каждый жрец рождён от союза людей верхнего и срединного мира. – Ферр с наслаждением вдохнул свежий воздух. – У нас нет ни иного начала пути, ни иной судьбы.
– Из какого же нашего дома тогда твоя мать?
– Я не знаю ни её, ни отца. Не будь спутником моего наставника мужчина, я мог бы подумать, что они – мои родители.
– Мужчина-сэйд, заключивший союз со жрецом, большая редкость, – задумчиво произнесла Эйдре.
– Они нашли друг в друге братьев ближе, чем я со своим кровным, – пожал плечами Ферр. – Он искусный музыкант, друг и верный помощник, который учил меня не меньше наставника. Добрый дядька детям учителя. Союз говорит о связи, но связь бывает различна. Вы познакомитесь, если я сумею забрать тебя в Ирд. Но о том, что я колдовал словно сэйды, я ему точно расскажу.
– О да, – засмеялась Эйдре, – он будет горд узнать, что его воспитанник смог то, что может любое наше дитя, едва обучившись ходить.
Ферр нахмурился и замолк. Дева обернулась, нежно коснулась ладонью его щеки:
– Не обижайся. Но спесь не ведёт к добру ни в одном из миров. И крепче держи мою руку. Слушай и чувствуй. Тебе еще придётся пройти через наваждение одному, если желаешь забрать меня в Ирд.
Жрец подчинился, позволил вести себя, продолжил разбирать приглушённые звуки. Вскоре к шуму лесной чащи прибавился новый гул.
Большой дубовый дом выплыл из тумана мороком. По двору суетились люди, а их дела мало отличались от обыкновенного быта народов Ирд. Гремела посуда, хрюкали в загоне поросята, стучали топоры. Ферр с любопытством огляделся.
– Я думал, в верхнем мире время проводят в пирах и плясках.
– Глупости, – фыркнула Эйдре и потянула его к крыльцу. – У живых забот хватает всегда. Только духи в глубинах Мерга умудряются пировать без устали, не думая ни о чём ином, – они своё уже отработали прежде.
Сэйды по дороге к общему залу кланялись чародейке и с интересом глядели на её спутника. Шёпот их голосов гулял в стенах и не замолкал ни на миг, пока Эйдре и Ферр не встали перед хозяином дома. Массивный мужчина с рыжей бородой мог бы представиться воином из легенд, но никак не танцором и музыкантом. Чуть подавшись вперёд на огромном кресле, он вцепился широкими руками в подлокотники и смотрел хмуро.
– Кто ты? – Его голос рокотом камнепада прогремел в наступившей тишине.
Ферр почти услышал, как с трудом сдержался сэйд, чтобы не назвать своего гостя сопляком, и лишь законы вежливости остановили его от подобного обращения. Видом им было и впрямь не сравниться. Русоволосый юноша не отличался заметной силой, был высок, ловок, жилист, но свободная одежда жреца скрывала мышцы. Простенький лук или охотничий нож Ферра отец Эйдре, смеясь, переломил бы одной рукой. Вот широкоплечий, мускулистый красавец-Ярг произвёл бы на сэйда лучшее впечатление, а Ферру оставалось заслуживать расположения иными путями: учтивыми речами, хитростью да умом.
Он с почтительным поклоном представился и твёрдо произнёс, не отводя тёмно-зелёных глаз:
– Я пришёл просить союза с твоей дочерью.
Вежливость молодого жреца чуть растопила сердце хозяина дома. Он со вздохом откинулся на спинку кресла, отчего то опасно затрещало, побарабанил пальцами по подлокотнику.
– Хочешь испытания? Сгинешь ведь. Возвращайся, пока не поздно.
Краем глаза Ферр видел Эйдре. Чародейка стояла в окружении других дев дома чуть в стороне, опустила пушистые ресницы, являя миру всё очарование скромности и кротости. Тонкие ладони изящным жестом скрещены на юбке, хрупкая фигура того и гляди покачнётся от любого дуновения ветра. Жреца позабавил вид сэйд. Право слово, нежный весенний цветок, чистый и ранимый. Это ли дивное создание совсем недавно грозило обернуть его болотной жабой, водило кругами у холма, звонко хохотало и язвило? Её ли медовый взгляд затягивал и убаюкивал, лишая сознание самого жалкого подобия воли? Нет ни в одном из трёх миров угрозы, что способна была бы отныне заставить Ферра свернуть и уйти в любую сторону света одному, без неё. Не так он воображал себе своего сэйда прежде, но теперь не готов был представить никак иначе.
– Я вернусь в Ирд только с Эйдре. Или не вернусь туда вовсе.
– Отступись, мальчик, – устало велел хозяин. – Наваждение забирало людей и посильнее, и посмелее тебя. Плохонький гость в доме – тоже гость, у меня нет причин желать твоей гибели.
– Я обещал твоей дочери срединный мир от края до края. – Упорства Ферру было не занимать. – И она его получит.
– Последний раз повторяю добром – уходи! – В голосе сэйда зазвенел гнев.
«Ласкою станут просить – не слушай. Пред оскорбленьем смири свою гордость. В ярость не верь, не сердись, не мешкай. Трижды ответь, и откроют тебе дорогу». Простенький напев из тех, что учил любой жрец в раннем детстве, успокоил мысли и чувства. Ферр мягко улыбнулся и без колебаний повторил:
– Я уйду только с ней.
– Будь по-твоему, – махнул рукой хозяин. – В середине священной рощи живёт белый олень с рогами цвета крови.
