мой господин? Это молитва?
— Ничего, — ответила кукла, с резким щелчком тряхнув головой.
Похоже было, что деревянный идол за что-то рассердился на себя.
Офиуса еле заметно отодвинулась от стола, уловив в обращавшемся к ней голосе что-то незнакомое. Ее разума коснулась холодная тень, словно бы она вспомнила то, что скрывала от себя, предпочтя забыть. Слова заронили в ее душу зерно страха, пусть святая и не могла дать ему имя.
— Ты боишься? — спросила фигурка. — Это было бы ожидаемо. Император и я просили и попросим от тебя многого, требуя держаться, пока планета погружается в безумие. Я знаю и знал, что грядущая битва станет суровым испытанием. Если бы ты захотела или хочешь, я мог бы возложить это бремя на другого.
— Нет! — воскликнула Офиуса, взяв себя в руки и отринув сомнения. Затем она заговорила тише: — Нет, Астра Ангелус, я не боюсь. Не лишай меня своей веры теперь, когда мы так близко. Я буду звать тебя, пока не отдам тебе в руки Окаменелый меч. Я буду звать тебя так же, как звала все эти годы.
— Воистину ты отмечена и была отмечена божественной благодатью, Офиуса, как я знаю и знал. Помнишь ли день, когда мы встретились впервые?
— Конечно. Я думала, что проклята. — Женщина улыбнулась. — Думала, что осквернена этими неестественными ранами. А затем ты явился мне. — Ее голос дрогнул. — И открыл мне путь к спасению.
— Ты сожгла собственную кожу. Какое еще доказательство твоей чистоты могло бы потребоваться Императору? Как могла остаться скверна в той, кому хватило духу выжечь отметину Хаоса со своего тела? — Деревянный человечек кивнул.
— Ты спас меня, — прошептал он.
— Ты спасла себя сама.
Стены снова содрогнулись, на сей раз сильнее, и Офиуса бросила взгляд на скрипящий потолок.
— Время настало, — произнесла фигурка. — Хотел бы я поговорить с тобой дольше, но пришло время истинного испытания. Веди же своих сестер к славе, дитя мое, и вскоре мы встретимся.
— Лорд Мефистон, — прошептала она, изумленно качая головой. — Вскоре мы встретимся. — Она встала, отряхнулась и кивнула. — Тогда до встречи.
— До встречи, — ответила ей статуя, когда Офиуса выбежала из кельи.
Дверь хлопнула, пламя свечи дрогнуло, отбросив тень куклы на каменные стены. Деревянный человек снова застыл, но его тень продолжала двигаться даже тогда, когда пламя замерло.
Она извивалась и кружилась, затем вытянулась в тонкий силуэт в рясе. В келье появился монах, из-под капюшона которого виднелся похожий на коготь клюв. Он тихо смеялся своим мыслям, и голос его был подобен шепчущему и рычащему хору.
— Мы грезили, грезим и будем грезить, — сказал он, с трудом сдерживая смех. — Но бесконечность грядет.
Вольгатис, Дивинус Прим
Дхармия рассмеялась увидев, что орудия выпустили новую очередь лазерных разрядов. Она стояла высоко на стене и наблюдала, как армия Извечного Принца гибнет на затянутой дымом дороге. Сестры Освященных Врат выстояли там, где пали столь многие, и показали отступникам, что Бог-Император не потерпит их гнусной ереси. Весь прошлый год девочка бессильно наблюдала, как Питер Зорамбус и его ложь уничтожают ee дом и народ. Но теперь клятвопреступники воплотятся за все.
— Вот что бывает с теми, кто отвергает Обет! — заорала Дхармия, выглянув из амбразуры. — Такова кара Императора, уготованная тем, кто забывает об обещаниях!
Но пока она кричала, в глазах ее стояли слезы. С тех пор, как ее спасла Ливия, девочка скрывала боль и скорбь за беззаботной ухмылкой, подражая легкомысленному цинизму предводительницы, но теперь, когда убийцам ее семьи воздавалось должное, накопившиеся эмоции рвались наружу.
— Предатели! — взвизгнула девочка, бросая вниз камни. Слезы хлынули по щекам.
Святой Офиусы нигде не было видно, но старшая сестра Мелитас ходила по укреплениям, отдавая отрывистые приказы сестрам, заряжавшим орудия. Услышав Дхармию сквозь рев выстрелов, она остановилась и с гордостью посмотрела на девочку, а после кивнула, положив руку ей на плечо.
— Лжецы не могут вечно скрывать свою истинную природу, а Питер Зорамбус — всего лишь обманщик и вор. Я слышала, что он любил произносить помпезные речи, но что толку от слов против истины? Нельзя забывать об Обете. Окаменелый меч никогда не попадет в руки таких людей.
Стоявшая поодаль сестра что-то закричала, и Мелитас направилась к ней, чтобы узнать, что происходит. Дхармия отступила от парапета; девочка ощутила прилив стыда, подумав о том, зачем они пришли в Вольгатис. Сестры и без них успешно сокрушали отступников. Быть может, Ливия ошиблась? Возможно, клинок в безопасности именно здесь?
Она оглянулась и увидела, что Ливия стоит совсем рядом и смотрит на нее с привычной кривой усмешкой. Они переоделись в новую одежду и броню — на этом настояли Сестры Битвы; но какой бы элегантной ни была одежда Ливии, внимание привлекала скорее ее знакомая щеголеватая и удалая манера держаться, впечатлившая девочку еще при знакомстве.
Ливия неспешно подошла к Дхармии и, прислонившись к стене, ободряюще подмигнула.
У девочки возникло неприятное чувство, что Ливия прочитала ее мысли.
— Я просто заметила твой взгляд после ее слов, — сказала женщина, проведя рукой по ледяным камням. — Ты думаешь, что я ошиблась.
— Нет, — выдохнула Дхармия и схватила Ливию за руку, ужаснувшись при одной мысли о подобном. Она снова взглянула на бойню, разворачивавшуюся перед воротами. — Просто сестры выглядят такими уверенными в том, что смогут победить Зорамбуса. Их вера столь сильна…
Ливия улыбнулась и поцеловала Дхармию в лоб.
— Вера, — сказала она, — чудесная и опасная. — Она посмотрела на драгун, отступавших по горам тел. — Думаешь, у них недостаточно веры? Думаешь, они бросаются в атаку, не веря, что Император с ними?
— Но они — отступники. Они верят в Зорамбуса. — Дхармия в недоумении завертела головой. — Они считают, что Окаменелый меч нужно забрать отсюда, увезти с Дивинуса Прим. — Ее голос затих и дрогнул от страха. — Отнять его у Детей Обета.
— Они глупцы, но глупцами их сделала вера, — кивнула Ливия.
— Неужели верить неправильно? У нас ведь должна быть вера?
— Должна, но не слепая. — Кивком женщина показала на сестер, вновь начавших обстрел из лазерных орудий, столь сильный, что задрожали стены и зазвенело в ушах. — Серафимы ослеплены своими убеждениями. Они считают, что вера — их щит, но на самом деле это ловушка. Они не могут представить врага, способного прорваться сквозь эти стены. Глядя на солдат и танки, сестры думают, будто это все, что Дивинус Прим может обрушить на них. — Ливия наклонилась и заглянула в глаза Дхармии. — Вера полезна, когда ее усмиряет разум. —
