не стал возражать.
Могла ли я сделать хоть что-то, кроме как утопиться?
В голове начал зарождаться план. Остров находился достаточно близко, чтобы мне удалось до него дотянуть. Если повезет, там я смогу спрятаться. Греки подумают, что я дезертировала. Я подожду, пока они приведут на корабли пленных, а тем временем буду практиковаться в стрельбе из их ужасного лука и думать над способом спасти Кассандру.
Пока греки бодрствовали, я ничего не могла сделать, а они, как назло, никак не хотели засыпать. Напротив, среди них все больше распространялось возбужденное предвкушение грядущей бойни. Голоса звучали все громче и веселее, и каждое их слово пронзало меня, словно крошечная стрела.
Стоп! У меня же есть решение! Флаконы со снотворным и бодрящим отварами, которые я собиралась использовать в деревянном коне. Усыпляющее должно было навести дремоту на всех собравшихся. В конце концов оно же подействовало на открытом воздухе на всех в отряде в ту ночь, когда я сломала ребра.
Но ветер здесь был сильнее, чем на равнине, и мог унести запах отвара.
Человек, угостивший меня хлебом, сказал, что хочет собственноручно убить отца Кассандры.
Сначала я открыла не тот флакон. Подавив зевок, я вставила пробку обратно. Сердце так колотилось, что о сне нечего было и думать, но я все равно открыла нужный флакон и поднесла его к носу. Ух, змеиный яд так и жалил! Такой бодрой я, наверное, ни разу в жизни не была.
Свободной рукой я опять открыла флакон с усыпляющим, в который Эвр нагнал немного ветра, чтобы запах лучше распространялся. Спасибо тебе, Эвр! Надеюсь, твой ветер не сольется с морским бризом!
Оставалось только ждать.
Разделивший со мной хлеб мужчина громко зевнул. И как заразно! Я сразу услышала еще несколько зевков. Голоса затихали, рассыпаясь в наступающей тишине. Мужчины сворачивались на палубе калачиком и начинали храпеть. Я ждала, пока все не устроились и не перестали ерзать, потом подождала еще немного.
Наконец, я встала. Оставив копье и доспехи, я прижимала к кирасе флакон с усыпляющим, надеясь, что эффект бодрящего отвара не пройдет слишком быстро. Лук я перекинула через плечо, колчан до сих пор висел на поясе. Еще я надела на руку щит, так как не хотела оставаться совсем уж беззащитной. Хотя, если мне придется им воспользоваться, все наверняка и так уже будет потеряно.
Едва дыша, я пробиралась между спящими. Веревочная лестница была аккуратно сложена на палубе всего в нескольких ярдах от меня, в том же месте, где мы поднимались на борт.
Видимо греческий Посейдон послал особо сильную волну, из-за которой я запнулась о чью-то вытянутую ногу.
Агамемнон?
Мне удалось не уронить флакон с бодрящим отваром и даже удержать его под носом.
– Всемогущий Зевс! – Это был обычный грек. Он приподнялся на локте.
Мужчина рядом с ним тоже пошевелился, но потом просто перевернулся на другой бок.
Мой щит! Я могла оправдаться тем, что собралась справить нужду, но зачем тогда брать с собой щит?
– Смотри куда идешь! – Первый мужчина снова закрыл глаза, даже голову не поднял.
Я ждала, что вот сейчас он возьмет себя в руки и вскочит, но скоро он принялся храпеть, оседая все ниже на палубу. Благодарю вас, Кибела и Эвр.
Пока я возвращала себе спокойствие, море тоже утихло. Я добралась до лестницы, никого больше не потревожив. Одной рукой я закрепила петли на конце лестницы на специальных крючьях, после чего осторожно сбросила ее за борт. Мой щит глухо ударился о борт. Я снова замерла, но никто больше не проснулся.
Поглубже вдохнув над бодрящим флаконом, я задержала дыхание, снова закупорила его и убрала в сумку. Затем перекинула ногу через борт корабля и нащупала верхнюю ступеньку. Перекинув и вторую ногу, я опустилась на вторую ступеньку. От качки лестница отстала от борта корабля, и на мгновение я повисла в воздухе. Я с такой силой впилась в перекладины, что пальцы заболели.
Подо мной, словно живое, шевелилось море. К горлу подступила тошнота.
Корабль снова качнуло, и меня ударило о его корпус.
Я смогла удержаться, но так сильно перепугалась, что перестала спускаться. Пен наверняка тоже была бы в ужасе. Да кто угодно был бы. Я вспомнила чудищ, о которых пели греки. Поджидали ли они меня там, внизу, распахнув жадные пасти?
Пен бы нашла способ совладать со страхом. Волнующееся море могло бы напомнить ей высокую траву наших равнин под порывами ветра.
Спустившись, я соскользнула в воду легко и плавно, как в разношенную одежду. Море оказалось теплым, как парное молоко.
Стрелы тут же выплыли из колчана. Мне как-то удалось поймать три из них, дрыгая ногами и оставшейся свободной рукой, чтобы удержаться на поверхности.
В отличие от озерной воды на горе Ида, морская словно поддерживала меня. Интересно, почему?
И как я доберусь до острова, одной рукой держа щит, а другой – оставшиеся стрелы?
Щит я решила отпустить, и тот закачался на поверхности моря.
Я пыталась подражать плавным движениям Кассандры, но только с плеском хлопала руками по воде и брыкалась. Остров не становился ближе, а корабль – дальше. Щит по-прежнему дрейфовал рядом.
Большая волна окатила меня с головой, вода попала в нос и рот. Кибела являлась только на поле боя, иначе она уже наверняка была бы здесь.
Отплевываясь, я вынырнула, свободной рукой сжимая щит, который, видимо, и спас меня. Могла ли я как-то его использовать?
Обеими руками я обхватила края щита, даже правой, в которой все еще сжимала стрелы. Ногами я работала с излишним энтузиазмом: противоположный мне край щита то и дело вздергивался вверх, но мы начали двигаться вперед, к острову. Я попыталась как-то упорядочить свои движения, щит же помогал мне держать голову над водой. Мы плыли.
Вскоре я добралась до острова.
Щит скорректировал мои планы: я поверила, что с его помощью смогу добраться до материка. Я не знала, смогу ли я спасти свою подругу и как это можно было бы сделать, но, по крайней мере, я снова буду с ней.
Лес на острове был слишком густым, чтобы идти напрямик, так что я двинулась в обход по каменистому пляжу. Если бы меня попросили перечислить самые ненавистные вещи в этом мире, первым я назвала бы воспоминание об Ахилле, вторым – Агамемнона, а третьим – эти греческие сандалии. Остров был маленьким, но, добираясь до другого берега, я себе все ноги стерла.
Троя находилась в четырех милях от побережья. Пока
