– Да ничего я не включал. Просто я питаю надежды найти другой выход из ситуации.
Зубр хмыкнул и покачал головой.
– Как бы мы ни хотели, другого пути у нас нет. Либо так, либо вообще никак. Мы не в сказке живем. Нам никто, кроме нас, не поможет, хотя я был бы не против волшебства. Чирей обещался отдать карту послезавтра, а теперь из-за глупой выходки Миклина он исчез, как и единственный шанс решить наши проблемы малой кровью. – Он грустно усмехнулся: – Так что, Знахарь, расслабься. Тебе больше не грозит идти на сделку с совестью.
В нагрудном кармане камуфляжной куртки пискнула рация. Комендант взял переговорное устройство в руку, нажал на кнопку сбоку пластикового корпуса:
– На связи. Прием.
– Здорово, Зубр! Ты на месте? – прошипел динамик голосом Юргена. – Ко мне Кузьма подошел. Говорит, его дед Андрей с запросом послал. Братья Черепановы у входа в убежище стоят, аудиенции с тобой просят. Прием.
Знахарь и Зубр удивленно переглянулись. Черепановы были одними из первых выродков, которые отправились жить на поверхность. Бетонные стены, искусственный свет и фильтрованный воздух убежища действовали на них угнетающе. Для их метаболизма и нормальной жизнедеятельности повышенный радиационный фон был такой же неотъемлемой составляющей, как для обычного человека свежий воздух и чистая вода. Видимо, произошло что-то действительно очень важное, раз мутанты решились на столь отчаянный шаг.
– На месте. Пусть приходят. Прием.
– Тогда я их с Кузьмой к тебе отправлю. Конец связи.
Зубр сунул рацию в карман, обхватил мозолистой рукой подбородок и поскреб кончиками пальцев жесткую щетину.
– Какие будут предположения?
Знахарь пожал плечами и после короткого раздумья проговорил:
– Может, они тело Чирья нашли?
– Ага! Поняли, какой это ценный фрукт, и решили нам вернуть, так, что ли? – хмыкнул Зубр и вернулся на место. – Нет, тут что-то не так.
Ждать пришлось недолго. Вскоре в коридоре послышались сдвоенные шаги, а потом в дверь постучали и в кабинет вошел Кузьма. За его спиной переминался с ноги на ногу широкоплечий горбун с длинными, ниже колен, руками и двумя лысыми головами на морщинистых шеях. Пятна багровых наростов покрывали щеки и лоб правой головы. Лысина левой пестрела гнойными язвами с бугристыми краями из коричневых корочек запекшейся крови. Черепановы были не первыми дицефалами, родившимися в убежище, но они стали единственными, кто не только дожил до зрелого возраста в сложных условиях радиоактивного заражения, но и сохранил взаимовыгодные отношения с социумом.
– Рад встрече, братья! С чем пожаловали? – Зубр жестом радушного хозяина показал на стул у стены: – Присаживайтесь, сейчас чай организуем.
Горбун обогнул Кузьму, прошел немного вперед. Сухие обветренные губы левой головы шевельнулись, и кабинет наполнился густым окающим басом:
– Некогда рассиживаться и чаи распивать. Верно говорю, Мирон?
Правая голова кивнула и заговорила нараспев чистым юношеским голосом:
– Истину глаголешь, Игнат. Засиделись мы с тобой. Давно пора в путь-дорогу отправиться. Другие-то люди с насиженных мест срываются, приключения на свой страх и риск ищут, а мы до сих пор, как тараканы, по щелям прячемся.
Зубр удивленно уставился на сиамских близнецов. Лицо сидящего сбоку от него Знахаря изумленно вытянулось, в глазах свинцовыми волнами студеного моря плескалось недоумение.
– Вы о чем толкуете, братья? – спросил комендант после долгой паузы.
– Сил больше нет каждый день одним и тем же маршрутом на дрезине мотаться, – пробасил Игнат. – Опостылело все. Надоело. Ты нас как собаку на цепи держишь. Токмо и позволяешь по ветке до соседних бомбарей скататься, а нам хочется новых впечатлений.
– Мы и так заперты в одном теле, – поддержал брата Мирон. – Нам друг от друга ни спрятаться, ни скрыться, только и можем побыть в одиночестве, когда один из нас раньше другого уснет. Представь, что вы со Знахарем будете как два свясла, куда ты, туда и он. Надолго вас хватит?
Комендант покосился на друга и зябко передернул плечами.
– То-то же, – хмыкнула левая голова. – А мы так всю жизнь мыкаемся.
– В последнее время только и делаем, что ругаемся. Удивительно, как до сих пор друг другу тумаков не надавали.
– Во-во. У меня рука тяжелая, могу прибить братишку ненароком, а ведь он если окочурится, я следом за ним отправлюсь. Двойное убийство получается.
– Скорее непредумышленное убийство и суицид, – пробурчал Знахарь и поперхнулся под суровым взглядом левой головы. Мирона, похоже, позабавили его слова, поскольку в светлых глазах правой головы сверкнули лукавые искорки, а бледные губы на мгновение искривила легкая ухмылка.
– Я так понимаю, вы пришли не просто на жизнь пожаловаться, – сказал комендант.
– Верно мыслишь, – пробасил Игнат. – Нам предложили отправиться в путешествие.
Позади близнецов мечтательно вздохнул Кузьма. «Везет же некоторым, – подумал он, медленно сползая спиной по стене. После недавней вылазки в город он стал больше проводить времени в зале. Последняя тренировка отзывалась ноющей болью в ногах. Ватные мышцы с трудом удерживали тело в вертикальном положении, и он не придумал ничего лучше, как сесть на пол. – Я бы тоже хотел отправиться в путешествие».
Зубр заметил выходку пасынка, но не придал ей значения. В другое время он, может, и потребовал бы от парня соблюдать приличия, но сейчас его мысли вертелись вокруг решения Черепановых. Дело принимало скверный оборот. Дрезина братьев была единственным средством передвижения по железнодорожной ветке. Если они уедут, кто будет поддерживать торговлю с другими бомбарями? Можно, конечно, пехом товары доставлять, но много ли на себе унесешь? Смастерить еще одну дрезину не проблема, только вот на это уйдет не день и не два, а у них и так времени в обрез. Зря не послушали Кулибина, когда тот предлагал сделать паровоз. Советники посчитали тогда это лишней тратой ресурсов. Зубр согласился с их доводами и отклонил заявку доморощенного механика. Думал, братья всегда будут под боком, а оно вон как повернулось.
Он обменялся со Знахарем быстрыми взглядами и сухо поинтересовался:
– Кто предложил?
– Не спрашивай, Зубр, все равно не скажем, – ответил Мирон. – Мы клятву дали.
Зубр помрачнел. Глаза сузились в щелки, под небритой кожей заходили желваки.
– Не серчай, Зубр, – сказал Игнат. – Ты одно пойми: просто время пришло. Хочется чего-то нового. Тесно нам стало здесь, понимаешь? Так-то нам предлагали тайком уйти от вас, но мы на это не согласные. Вы всегда относились к нам с добротой и любовью, видели в нас не уродов, а равных себе, вот мы и сказали, что нам подумать надобно. Ты вот что, отправь-ка кого-нибудь с нами вечером, чтоб было кому дрезину обратно пригнать. Сам понимаешь, у нас эта ходка в один конец будет.
Кузьма понял, что его шанс настал, рывком поднялся на ноги и хриплым от волнения голосом сказал:
– Я пригоню.
Зубр вперил в пасынка тяжелый взгляд, плотнее сжал губы, так что они превратились в узкую бледную полоску, и помотал головой.
– Ты обещал! – выкрикнул Кузьма звенящим от обиды голосом и так сильно сжал кулаки, что ногти глубоко впились в ладони.
– Не позорь меня перед людьми, – глухо сказал Зубр и посмотрел близнецам в глаза. Сначала в ярко-карие Игната, потом в светло-голубые Мирона. – А вам, братья, спасибо. Жаль, что уходите. Ну, прощайте, что ли, ровной дороги.
– Погоди прощаться. Это еще не все, мы ведь не с пустыми руками к тебе пришли. Доставай, Мирон.
– Ща! – кивнула правая голова, и правая рука потянулась к застегнутому карману грубой кожаной куртки. Пальцы с темными прожилками въевшейся в кожу грязи сжались на латунном язычке бегунка. Дернули раз, другой, третий. – Вот зар-раза, – с досадой прошипел Мирон. – Заело.
– Говорил тебе: не надо застегивать, – проворчал Игнат.
– Лучше бы помог, – огрызнулся Мирон.
Левая голова горбуна сильно вытянулась вперед, как у выглянувшей из панциря черепахи. Игнат скосил глаза вправо. Каждый из близнецов контролировал свою половину одного тела на двоих. Визуальный контроль был важной составляющей любого дела, когда братья помогали друг другу. Пальцы левой руки скользнули по шершавой коже поношенной куртки, вцепились в выцветшую треугольную нашивку над карманом, потянули вверх и чуть-чуть вбок.
