Как видно, такие советчики были не только у него одного. Потому что, когда он, дождавшись пушечного залпа, вскочил на ноги и бросился туда, куда собирался, вокруг него слышался точно такой же торопливый топот еще множества ног…
– Эх ты, побегли… – Никодим развернулся к Пахому, торопливо перезаряжавшему пищаль. – Ну все, далее мы сами справимся. Ступайте. Вам теперь в порт торопиться надо. Вражьи корабли встречать. Где кони, помните? Токмо вот седел-то на них менее половины…
– Тоже мне кони, – усмехнулся Пахом, – только б по дороге не издохли. А так – доскачем.
– Да ты-то доскачешь, – усмехнулся Никодим, – чай, тебя батюшка сызмальства по-татарски ездить учил. А как твои матросы – не знаю. Они-то из мужиков. Их никто в новики не готовил.
– И они доскачут, – отмахнулся Пахом. – С детства коней охлюпкой в ночное гоняли. А насчет вражьих кораблей не беспокойся. Встретим. А может, они и вовсе не полезут. Эвон как мы тут нашумели. А на них сейчас и команды-то доброй нету. Небось большую часть людишек сюда отправили… А может, – вскинулся Пахом, – я до той Кривой бухты схожу? Ведь точно там остатки энтих подбирать будут. Дай лоцмана!
– Я те схожу! – рявкнул Никодим. – У тебя трюмы не разгружены. Порт сбереги – и ладно…
Проводив приятеля, он еще несколько минут настороженно вслушивался, а когда из-за поворота послышался громкий топот копыт лошадей, на которых в порт возвращались экипажи флейтов, коими удалось так добро усилить засаду, облегченно выдохнул. Ну, слава тебе господи, отбились. Вроде как…
– Ать-два, ать-два, ать-два… Стой! Кру-гом!..
Я оторвался от стола, за которым писал, и повернул голову в сторону окна.
– Заря-жай!
Рота новобранцев, выстроившаяся на плацу, принялась нервными, дергаными и не шибко умелыми движениями торопливо заряжать ружья. Выстроившаяся в двадцати шагах прямо напротив них рота ветеранов Костромского полка делала это с куда большим спокойствием, я бы даже сказал, с ленцой. Тем не менее ровный ряд ружейных дул оказался направлен в грудь новобранцам уже тогда, когда большинство из них еще прибивало пороховой заряд…
– Пали!
Ружья ветеранов грянули слитным залпом.
– Эх, соплюта господня, ну кто ж так под залпом стоить-то?! Да вас же свеи в момент…
Я усмехнулся. Ну да, все как всегда. В момент залпа в шеренге новобранцев кто-то отчаянно вскрикнул, человек пять или шесть упали, еще несколько выронили ружья. Ну и мокрых штанов также было немало – это уж к дохтуру не ходи…
Сие действо называлось «обстрел». Я придумал эту фишку, когда вспомнил, как нам на срочной устраивали то, что называлось «обкатка танками». Ведь вроде все понятно – ничего особенного случиться не должно, танкисты – свои парни, все давно отработано, сотни тысяч солдат уже так до нас обкатали и еще черт знает сколько после нас так будут обкатывать. И все равно, когда лежишь в куцем окопчике, а на тебя, рыча, надвигается сорокатонная машина, на сердце немного сосет. А ну как вот сейчас, именно на тебе, в ней что-то заклинит и… Зато потом, когда ты, пропустив ее над собой, приподнимаешься и швыряешь на моторные жалюзи болванку, которая обозначает противотанковую гранату, все в твоей жизни уже кажется немножко другим. И на те же танки ты уже смотришь несколько свысока, мол, плавали – знаем. Здесь, разумеется, никого ничем не обкатывали за отсутствием танков как факта. Просто где-то на третьей-четвертой неделе обучения, когда новобранцы уже худо-бедно осваивали приемы заряжания ружья, их выводили на плац и ставили напротив шеренги ветеранов. А потом приказывали палить друг в друга холостыми. Естественно, ветераны успевали сделать залп первыми. А когда тебе в лицо одним махом разряжают сотню ружей, то с непривычки обделаться или там ружье выронить – да раз плюнуть! А еще некоторые ветераны, негласно, поелику сие было строго запрещено, снаряжали ружье не бумажным, а войлочным пыжом – на такой дистанции тот вполне долетал до противостоящей шеренги и награждал новобранца неопасным, но заметным ударом, коий многие с перепугу принимали за попадание пули. И частенько валились наземь, кто молча, а кто и вопя, что его убили… А капралы да сержанты примечали, кто на коленки слаб, а потом гоняли таковых пуще прежнего.
– Пали!
За окном снова грянул залп, но шибко затянутый, считай, и не залп, а разнобой. Похоже, сержанту, начальствующему над новобранцами, удалось-таки навести порядок и заставить их сделать первый залп.
– Заря-жай!
И почти сразу грянул еще один залп. Но на этот раз настоящий, слитный. Я с интересом наблюдал за новобранцами. Во второй раз никто не упал, но руки у парней явно дрожали. Ветераны же работали с эффективностью станков-автоматов. Поэтому следующий залп снова успели дать они. И лишь после него прозвучал второй залп новобранцев. Снова довольно затянутый и разнобойный. После чего шеренга ветеранов четко повернулась и, вскинув ружья на плечо, браво умаршировала с плаца. А перед шеренгой новобранцев вышел сержант и начал распекать их, рассказывая, скольких бы они уже недосчитались с такой стрельбой, ежели бы все происходило на поле боя… Да никого бы недосчитались. По большому счету. С такого-то расстояния, да из новых кремневых ружей…
Новобранцам предстояло пройти подобный «обстрел» еще шесть раз. Три раза с такого же короткого расстояния и еще три с разных – от ста до сорока шагов. И показать при этом обстреле собственную скорость стрельбы не менее двух залпов в минуту. Не менее, поскольку уже на третьем обстреле, коий проходил как раз с дистанции ста шагов, у новобранцев, к тому времени они уже осваивали процесс заряжания ружья и производства выстрела до автоматизма, закипала в жилах кровь от азарта обогнать ветеранов…
Я отвернулся от окна и вновь склонился над записями. Процесс формирования новых полков практически завершился. Сегодня я мог поставить, так сказать, под ружье сто тридцать тысяч человек. Из них восемьдесят тысяч составляла пехота, сорок тысяч кавалерия, и еще десять тысяч служили в артиллерии. И это только регулярная армия… С учетом стрелецких и казацких гарнизонов крепостей, казаков на государевой службе, а также отрядов данников это число возрастало тысяч на пятьдесят… Впрочем, эта армия, скорее, показывала, насколько Россия отстает от наиболее развитых стран Европы – той же Голландии или Швеции. При шестнадцати миллионах населения я мог вытянуть сто восемьдесят тысяч войска лишь при помощи чрезвычайного налога. Шведы же при своем миллионе вполне могли себе позволить не напрягаясь содержать пятьдесят, а при некотором напряге и все восемьдесят тысяч солдат.
