Неяркая, но ощутимая вспышка прокатилась по камню, по траве перед ним, по оскаленным мордам остальных псов. От нее заболели глаза, но Лотар даже не моргнул. Он смотрел, стараясь не упустить ни единой мелочи.
Вторая собака прыгнула уже с меньшим грохотом и более мягко. Потом подоспела вся стая. Собаки принялись отталкивать друг друга, чтобы проникнуть в неведомый Лотару, но родной для них мир как можно быстрее. От их гомона и лая, от грохота сталкивающихся каменных туш стоял невообразимый шум, но они исчезали, уходили из этого мира. Последняя псина исчезла в камне почти бесшумно и почти без вспышки.
Итак, собак больше не было. Мирам, похоже, спасен. Разумеется, если нигде не завалялся еще один Гонг Вызова, но Лотар думал, что его нет.
Желтоголовый опустился на траву. Держаться в воздухе он больше не мог. Болели раны, ныло пробитое стрелой плечо. И не было даже ощущения победы. Но он еще крепился, возможно, потому, что все-таки одержал победу. И не важно, ощущал он ее или нет.
– Сухмет, – позвал он, надеясь, что восточник не выпускает его из магического наблюдения, – пришли сюда ребят под командой верного офицера. И сам приходи, мне нужна помощь.
После этого осторожно, постанывая от боли, он принялся трансмутировать свои крылья в человеческие руки. И каково же было его удивление, когда он, вернув нормальную чувствительность, кроме боли в плече, ощутил жгучую боль в пальцах. Он посмотрел на руку. На грязных, исцарапанных, окровавленных пальцах ярко блестела золотая княжеская печатка с затейливым гербом торгового княжества Мирама.
Лотар проснулся от гомона за окном. Только на этот раз в нем не было ни страха, ни ненависти, к которым он стал уже привыкать в Мираме, а было радостное предвкушение карнавала. Словно в большом доме все разом вдруг решили затеять что-нибудь особенное и принялись делиться планами и идеями, не обсуждая главного – торжественного обещания веселиться.
Люди собирались праздновать победу. Полную, окончательную и совершенную, как небо над головой, как море на горизонте. Как ни слаб был вчера Лотар, но сквозь полубеспамятство он все-таки понял слова Сухмета, который примчался с полудюжиной всадников, чтобы подобрать его, – едва Гонг Вызова исчез из города, едва Лотар унес его на своих кожистых крыльях, как половина мародеров разбежалась, а вторая половина почти без боя сдалась уже к рассвету.
Без заряда жестокости эти люди не могли драться, не могли даже грабить. А вот горожане, наоборот, без подпитки злом, идущей от Гонга, воспряли и оказались сильнее.
Конечно, прошедшие два месяца не могли не отразиться и на этих людях. Они с горечью смотрели на руины, с болью и слезами хоронили умерших, но Лотару не хотелось сейчас вчитываться в темную сторону людских ощущений, потому что слишком уж ослепительной была радостная, светлая часть их победы.
Осознав, что для тревоги нет причины, он успокоился. И тут же накатили боли, не очень сильные, но их было так много, что хотелось только одного – подняться, уйти куда-нибудь подальше в голые примирамские степи и задать себе такую тренировку, чтобы пар повалил, а тело онемело, как от чудовищной дозы какой-нибудь магии, к которой из нормальных людей может прибегнуть только самоубийца. Но зато потом наступит покой и, возможно, тело снова будет ему подчиняться.
Но Лотар вдруг отбросил все мысли о тренировке. Он вспомнил, что за противником остался один должок, и, скорее всего, пришла пора по нему рассчитаться. Он тут же с тревогой взглянул в окно: время приближалось к полудню. Но делать нечего – он спал так долго, потому что надо было восстановить силы.
Лотар скатился с кровати, покряхтывая, натянул одежду, уже кем-то выстиранную, высушенную и даже выглаженную. Понял, что об этом позаботился Шув, испытал мимолетную благодарность к нему. Потом аккуратно, как перед боем, надел перевязь. Гвинед легко выходил из ножен и был светел и весел, как всегда. Лотар улыбнулся этой готовности и пожалел, что не соответствует своему мечу, его великолепной и победоносной безупречности.
Пошел наверх. Поднимаясь по ступеням, он облизнул пересохшие губы, почувствовал, как хочет пить, но возвращаться не стал. Краем уха услышал, как на кухне весело гремят чугунками служанки почтенного трактирщика, а сам он басовито покрикивает на них, готовясь к чему-то, должно быть, исключительному.
В коридоре и комнатах не было никого уже несколько часов – Лотар сразу это понял. Впрочем, восточный торговец редкостями умел оставаться незаметным даже лучше, чем Сухмет. Так что все следовало проверить основательно.
Все было, как позавчера, когда они обсуждали возможность бегства Жалына в Карман Ничто. Лотар открыл сломанную дверь, покружил по пустой комнате. Хотя у него не было и сотой доли способности Сухмета считывать предметы, он мог бы почувствовать многое, если Жалын торопился и не успел затереть свое присутствие. Но ничего не получилось.
Тогда Лотар стал методично «просматривать» руками всю комнату. И лишь когда дошел до причудливых северных икон, намоленных такой блестящей аурой, что в ней вполне могли отражаться проплывающие по небу облака, он понял, что худшие его опасения подтвердились. Жалын был здесь, и совсем недавно.
Желтоголовый огляделся еще раз. Как всегда бывает, когда интуитивная уверенность переходит в знание, открылись какие-то шлюзы, и он уже без труда увидел, как медленная тень скользнула по комнате, унося то, что Жалын называл Драконом Времени – необыкновенно сложную, невообразимо закрученную стеклянную спираль, уводящую свои витки куда-то, куда не могло проникнуть даже его, Лотарово, магическое видение.
Это была, конечно, не настоящая картина, а образ из близкого прошлого. Лотар обучался этому искусству не один месяц, и только сейчас оно дало результат. Однако радоваться было нечему.
Лотар осторожно, на цыпочках пошел за этой тенью и понял, что исчезнувшие из комнаты Жалына сундуки с самого начала стояли в нижней кладовке трактира, куда рано поутру такими же тенями – Лотар видел их гораздо более отчетливо – зашли какие-то носильщики, нанятые Жалыном, и унесли этот груз в сторону порта.
– Что ты тут делаешь, господин мой?
Лотар поднял голову. Над ним на лестнице, ведущей в полуподвальный чуланчик, стоял Сухмет. Слушая счастливый гомон на улице, он тоже невольно улыбался, и даже золотой обруч раба сверкал ярче, чем обычно сверкает золото.
Лотар вздохнул и попытался включиться в реальность – он и не заметил, как оказался тут, хотя чего-то в этом роде и нужно было ожидать от такого магического приема. Даже Сухмет сильно меняется, когда колдует.
