– По-вашему, что произошло в подвале? – спросил начальник полиции. – И давайте спустимся вниз. Вы не кажетесь кисейной барышней, которая потеряет сознание от вида крови.
– Надеюсь, буду полезен.
В подвале тело медиума уже накрыли простыней, только пестрели на стенах бурые брызги и тянулся вглубь подвала след подсохшей крови.
– Все началось здесь, – прошел я в комнату с круглым столом. – Нас было одиннадцать человек. Все сидели и держали друг друга за руки. Погибший много болтал, даже не помню уже о чем, потом зажег свечу и потушил керосиновую лампу. Неожиданно погасла и свеча, и кто-то, не иначе в шутку, сказал, что он Максвелл и пришел на наш зов. Погибший выскочил из комнаты, больше я его живым не видел. Когда мы вышли, он уже лежал в луже крови.
– Как быстро это произошло?
– Секунд через пятнадцать, – решил я.
– Когда вы покинули комнату, в коридоре был кто-то еще?
– Нет.
Детектив в штатском вытряхнул на стол из бумажного пакета окровавленный перочинный нож и спросил:
– Вам знаком этот предмет?
Я немного поколебался, потом предположил:
– Похожим ножом медиум срезал воск, прежде чем зажечь свечу.
Начальник полиции кивнул и обратился к доктору.
– А вы что скажете?
Эскулап вытер руки полотенцем и степенно произнес:
– Все случившееся – в пределах человеческих возможностей.
– И?
– Если вас интересует мое мнение, то это самоубийство. В этом нет никаких сомнений. И давайте не будем впутывать в это дело мистику, глупая шутка вполне могла подтолкнуть неуравновешенного человека к подобному исходу.
– Шутка! – прорычал начальник полиции и повернулся ко мне: – Вы не запомнили, кто именно представился Максвеллом?
Я с сомнением посмотрел на старика и осторожно произнес:
– Я даже не уверен, что вообще кто-то им представлялся. Мне вполне могло показаться…
И вновь начальник полиции обернулся к доктору.
– А если так?
– Тогда все еще проще, – с полуслова понял намек эскулап. – Психически неуравновешенная личность убеждает себя в наличии неких особенных талантов и желает продемонстрировать их публике, терпит неудачу и в припадке разочарования совершает самоубийство.
– Эта версия нравится мне больше.
– Как скажете.
– Не уезжайте из города, – потребовал начальник полиции, оценил мой кислый вид и дружелюбно похлопал по плечу. – По крайней мере, до тех пор, пока не подпишете свидетельские показания. Мне бы не хотелось привлекать к делу этих… – он поморщился, – изнеженных господ.
Труп погрузили на носилки и унесли, в подвал спустились двое подсобных работников с ведрами и лентяйками.
– Ждем вас завтра в управлении, – предупредил меня детектив в штатском, – в любое удобное время. Адрес знаете?
– Найду, – рассеянно ответил я, наблюдая за тем, как вылитая на пол вода смывает кровь и бурым потоком стекает к лестнице. Не в дальний конец коридора, куда тянулся кровавый след, а в противоположном направлении.
Закон всемирного тяготения неизменен – жидкость течет под уклон и никак иначе. Иначе – только если в естественные законы природы вмешивается нечто потустороннее.
Неужели медиум и в самом деле вызвал дух Максвелла? Но зачем тогда перерезал себе глотку? И почему столь странно повела себя Лилиана?
Ответов на эти вопросы у меня не было, но я уже знал, что приложу все усилия, чтобы их получить. Кровь медиума, когда он покончил с собой, утекла вглубь подвала, вода же сейчас текла в противоположном направлении. С этим пугающим обстоятельством следовало разобраться. И разобраться без промедления.
К тому времени, когда меня отпустили, прием еще продолжался, но без былого размаха. Не спасло ситуацию даже появление Шаляпина и Карузо. Публика перегорела и понемногу расходилась. И поскольку маркиз Монтегю уже увез семейство домой, я со спокойной совестью направился на выход.
– Лео! – окликнул меня подвыпивший Альберт Брандт. – У моей благоверной разыгралась мигрень, так что гуляем!
– Извини, Альберт, появилось срочное дело.
– Амурное?
– Серьезное.
Я быстро распрощался с поэтом и зашагал через парк. Уже стемнело, луны на небосклоне видно не было, и мрак разгоняли лишь отблески уличных фонарей; свет едва-едва пробивался сквозь густую зелень деревьев. Покинув усадьбу, я обошел ее, особое внимание уделяя дырам и расшатанным железным прутьям, затем отправился на поиски открытых в столь поздний час магазинов.
К счастью, курортники имели обыкновение вспоминать о разных нужных мелочах в самый последний момент, поэтому в сезон многие торговые заведения не закрывались до глубокой ночи. В одном из магазинов я купил кожаные перчатки, прочные полуботинки, просторную рубаху и рабочие брюки с множеством накладных карманов – крепкие, но не стеснявшие движений, – все темных расцветок, дабы не бросалось в глаза. В другой лавке взял удобный ранец, компактный электрический фонарь и фомку. Дольше всего искал липкую бумагу для мух, ее нашел уже по дороге домой.
В апартаментах надолго задерживаться не стал. Лишь переоделся и убрал покупки в ранец. Кобуру с «Люгером» прицепил на пояс и спрятал под рубахой, а нож, снаряженные обоймы, «Цербер» и запасную кассету к нему рассовал по карманам.
Затем долго стоял у двери, собираясь с решимостью, но в итоге отбросил сомнения и отправился в обратный путь. Все случившееся со мной за последнее время больше не казалось простым совпадением, и я твердо решил во всем разобраться, прежде чем нагонит и накроет невесть кем пущенная с горы лавина.
С наступлением темноты жизнь в центре города нисколько не замерла, наоборот, провалявшиеся весь день в термальных источниках курортники выпивали, танцевали и глазели на многочисленные уличные представления. Наибольшей популярностью пользовались выступления факиров, йогов и прочей экзотической братии.
Обойдя глухими переулками освещенный ярким светом фонарей бульвар, я вышел за пределы кольца электрической конки и по набережной зашагал к усадьбе Максвелла. Вскоре озеро осталось в стороне и дорога пошла в горку, сразу сбилось дыхание. Хорошо хоть новые ботинки не жали и не натирали ноги.
Минут через десять я уже крался вдоль ограды, выискивая расшатанный прут, обнаруженный ранее. Аккуратно вынул его из каменной кладки, забросил в парк ранец, следом пробрался сам. За деревьями мрачным силуэтом маячила темная громада особняка, свет в окнах не горел. Я знал, что на ночь ворота усадьбы запирали и за порядком оставался приглядывать один-единственный сторож.
