попадает к нему. Включая меня и Лесли.
– Добрый вечер, Питер, – улыбнулся он, подходя ближе. – А я-то надеялся, вы хотя бы до Рождества дотянете без телесных повреждений.
С этими словами доктор посветил мне в глаза фонариком, проверить реакцию зрачков. До него сегодня это уже делали четыре человека. Но, возможно, он как раз проверял что-то другое.
– Опять на МРТ отправите? – поинтересовался я.
– Непременно, – отозвался доктор, прямо-таки светясь от радости. – Благодаря вам с Лесли я наконец начал составлять пристойную статистику изменений, которые происходят с мозгом человека, когда он приобщается к магии.
– О каких изменениях идет речь?
– Пока рано говорить, – покачал головой доктор. – Но хотелось бы обследовать вас как можно скорее. Сегодня вечером у меня поезд в Глазго.
– Едете домой на Рождество?
Усевшись на край кушетки, доктор Валид нацарапал что-то в своем блокноте.
– Я каждый год езжу на праздники в Оубэн.
– А ваши родные – они разве не мусульмане?
– О нет, – мягко усмехнулся доктор, – преданные сыны и дочери шотландской церкви, все до единого. Очень строгие, серьезные люди, но только не в это время года. Они от души радуются Рождеству – а я радуюсь встрече с ними. И потом, они всегда рады видеть меня, я ведь везу им птицу к праздничному столу.
– Значит, индейку вы покупаете?
– Конечно, – кивнул доктор, – я должен знать наверняка, что она халяльная.
Сказано – сделано: меня усадили в кресло-каталку и повезли на МРТ. Томограф штука очень дорогая, пациентов, которым назначено это исследование, записывают в лист ожидания. Но доктору Валиду, очевидно, на лист плевать, коль скоро он меняет его по собственному усмотрению. Когда я спросил, откуда у него такие исключительные привилегии, он ответил, что Безумство внесло в фонд госпиталя щедрое пожертвование через благотворительное медицинское общество, основанное еще в 1872 году. Благодаря этому доктор Валид имеет приоритетный доступ ко всей аппаратуре, даже если случай у него не экстренный.
Лаборанты, обслуживающие томограф, с самого лета регулярно видят меня и Лесли. Одному богу известно, что они думают о моем диагнозе. Наверно, считают, что у меня какая-то редкая опухоль головного мозга. А я, должно быть, успел привыкнуть к процедуре, ибо уснул на ее середине, невзирая на металлический грохот магнитных катушек.
Проснулся я в одноместной палате, наверно, той самой, где отлеживался Найтингейл, когда его подстрелили. И обнаружил, что Лесли уснула на стуле рядом с моей кроватью. Она не может спать в маске, поэтому сняла ее и неуклюже отвернула голову, чтобы кто-нибудь, случайно заглянув в палату, не увидел ее лица. Маску она зажала в руке, чтобы моментально нацепить, если я вдруг проснусь.
Во сне ее лицо выглядело не менее ужасно. Но – вот странно – больше походило на нормальное. Сейчас смотреть было проще: я точно знал, что она не глядит на меня в ответ, не пытается оценить мою реакцию. На улице было темно, зимой это может означать и ранний вечер, и раннее утро. Поразмыслив, я решил не будить Лесли сразу: мало ли что она учинит, если увидит, что я пялюсь на нее без спросу.
Поэтому опустился обратно на кровать, прикрыл глаза и нарочито громко застонал. Лесли проснулась.
– Все уже, – сказала она. – Надела, можешь смотреть.
До меня дошло, сколько времени я проспал, лишь когда приспичило так, что пришлось бегом бежать в туалет. Я провел там какое-то запредельное количество времени, справляя малую нужду. Приняв душ и надев свежую больничную рубашку – с вырезом на спине, как и у предыдущей, – я с удовольствием забрался обратно в кровать и снова заснул.
Когда проснулся, было светло и пахло едой из Макдоналдса. В животе заурчало.
Запрещенную еду принесла Лесли, вместе с газетами и заверениями, что Кумар и Рейнолдс отделались синяками и ссадинами.
– А все-таки, что там забыла мисс ФБР? – поинтересовалась Лесли. В обмен на бигмак и обещание принести нормальные чистые шмотки я поведал ей историю необыкновенных приключений Питера Гранта под землей. Особенно ее впечатлили тусовка на «Холланд-парк» и момент, когда я посредством галлюцинаций перенесся аж в четырнадцатый век.
– Держу пари, он красавчик, – сказала она, когда я упомянул Тайберна. – Все эти сверхъестественные чуваки такие красавчики.
Я почти боялся, но все же спросил:
– Про нас что, в газетах пишут?
Лесли показала какое-то бульварное издание с заголовком на первой странице: «Кошмар в метро». Как по мне, газетчики очень сильно приуменьшили. Я заметил, что они забыли упомянуть предрождественскую суету, и тогда Лесли протянула мне еще одну «желтую» газетенку. Всю первую страницу занимала «Рождественская жуть в подземке». Я с трудом подавил желание рухнуть обратно на подушки и накрыться одеялом с головой.
Комиссар с телеэкранов категорически заявил, что о теракте говорить не приходится, это подтверждает Транспорт Лондона и Министерство внутренних дел. Инцидент позиционировался как авария в системе водоснабжения, которая вызвала повреждение несущих конструкций, внезапное обрушение платформы и, как следствие, локальный транспортный коллапс. Ущерб ограничивался одной станцией, и движение поездов рассчитывали восстановить ко второму дню Рождества, когда начнутся распродажи.
В новостях не показали ни записей наружных камер наблюдения, ни даже видео, снятых на смартфон. Как я выяснил позже, та фигня, которую учинил наш «маг земли», напрочь спалила все микрочипы в радиусе десяти метров. А в радиусе еще двадцати попортила большую часть камер и смартфонов.
– Поздравляю, – усмехнулась Лесли. – После такого о пожаре в Ковент-Гардене никто и не вспомнит.
– Мое имя упоминали?
– Как ни странно, нет, – ответила Лесли. – Когда тебя стали доставать, у какой-то очень беременной женщины начались роды. Она разрешилась прямо в медпункте на станции, почти перед объективами камер.
– Может, это отвлекло газетчиков? – с надеждой спросил я.
– Еще как, – кивнула Лесли, – у нее двойня.
Уж вряд ли Найтингейл или еще кто-нибудь намеренно это устроил, подумал я. Ну, то есть нельзя же постоянно держать в резерве бригады беременных женщин, это как минимум непрактично. Вот черт, все газетные редакторы сейчас наверняка бьются головой об стол, силясь впихнуть в заголовок первой полосы слова «чудо» и «малыш».
– Ставлю на «Чудесных рождественских малышей», – сказал я.
– Не, «Рождественские малыши – чудесное рождение», – возразила Лесли. – Это отбросило кишечную палочку аж на четвертую страницу.
– А сюда заходил еще кто-нибудь? – спросил я. Сивелл со Стефанопулос вряд ли в восторге от нашей «сенсации».
– Найтингейл, – сказала Лесли. – Хотел отругать тебя как следует, чтобы продемонстрировать свою заботу. Разумеется, в суровой мужской манере, исключающей любые гнусные домыслы на тему ориентации. Но ты крепко
