— Почему «может быть»? — всхлипнула герцогиня. — Она ведь здорова, ты прекрасно понимаешь это!
— Нормальные девушки, вернувшиеся из монастыря, не убивают просто так управляющих собственного замка, — вперив в жену тяжелый взгляд, ответил Бьергюльф. — Потом посмотрим, что с ней делать. И не перечь мне! — заметив протестующий жест, прикрикнул герцог. — И не будь такой дурой! Если твоя дочь не угомонится, то и мне, да и тебе тоже, — язвительно добавил он, — может здорово не повезти. Ты меня хорошо понимаешь?
Гунхильда лишь подавленно кивнула в ответ.
— Ну вот, — примирительно сказал Бьергюльф, — на том и порешим. Успокойся! Ничего плохого мы не делаем. Верно? — склонился он к герцогине. — Потом ты с ней постараешься поговорить… А пока, — он задумчиво почесал щеку, — я пришлю к тебе сестричек Хольгера… Да перестань лить слезы! — прикрикнул он на Гунхильду, заметив, что она еще всхлипывает. — Попроси девчонок разузнать у твоей дочери, кто ее надоумил. Пусть побеседуют с ней, они все-таки подруги.
— Да, — опустив голову, ответила герцогиня. — Подруги… Видел, что произошло с одной из них?
— Ничего страшного. Вполне естественная реакция на смерть любимого отца.
— Нет, — возразила герцогиня, — тут совсем другое…
— Ты думаешь, Хайделинда могла и ей рассказать?
— Не знаю, — задумчиво произнесла Гунхильда. — Не знаю, — повторила она, по-прежнему не поднимая взгляда на Бьергюльфа, — Только чует мое сердце, что ничего хорошего нас не ждет…
— Это ты брось! — встрепенулся Бьергюльф. — Можно подумать, ты тоже поддалась бредням спятившей девчонки!
* * *
Хайделинду отвели в подземелье и поместили в самую дальнюю камеру. Ей дали какое-то простое платьишко, а ее верховой костюм унесли. Целый день никто не приходил, только два раза приносили еду и убирали тарелки. После этого окованная дверь со звоном захлопывалась, и снова наступала мертвая тишина. Девушку поместили в камеру, окна которой под самым потолком были забраны двойным толстым стеклом, так что никакой шум с замкового двора не проникал в это подземелье. Время тянулось медленно, и Хайделинде казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как ее бросили в подвал.
«Где же Эрленд? — думала девушка, — Неужели он ничего не сможет сделать и спасти меня? Здесь я полностью во власти Бьергюльфа. Что будет со мной дальше?»
Она вспоминала не раз слышанные истории о том, властительные нобили годами держали своих врагов подземельях, и ничто не могло изменить участи несчастных. Многие так и умирали, не увидев больше солнечного света, не услышав пения птиц, не встретив своих Друзей. Проходили годы, и они день ото дня видели только своих тюремщиков — и ничего больше…
Прошло немного времени, лязгнул засов, и в открывшуюся дверь, к огромному удивлению Хайделинды, вошли Ортруда и Артрикса. Девушка жестом пригласила их присесть на кровать. Сама села в кресло, пристально глядя на подруг.
— Простите, что обстановка не вполне подходящая для достойного вас приема, — усмехнулась она, — но ничего другого предложить не могу… Вас прислал Бьергюльф?
— Ну что ты? — смутилась Трикси. — Мы пришли навестить тебя, скрасить твое одиночество.
— И сообщить неприятное известие, — вставила Труди, не замечая, что сестра толкает ее под локоть.
— Какое еще? — устало спросила Хайделинда.
Страшные события последних дней навалились на нее, и девушка внезапно почувствовала страшное изнеможение.
— Что еще могло произойти в этом осином гнезде? — переспросила она.
— Сюннива… — начала Труди.
— Не хочу о ней и слышать! — резко бросила Хайделинда, вздрогнув всем телом.
— Она выбросилась из окна, — брякнула Трикси, которой надоела медлительность сестры.
— Из окна… — как эхо повторила Хайделинда, словно не понимая смысла сказанного.
Сестры переглянулись.
— Боги! — герцогиня всплеснула руками и опустила лицо в ладони. — Она жива?
Собеседницы только покачали головами.
— Сюннива… Сюннива… — Хайделинда повторяла имя подруги, словно стараясь запомнить незнакомое доселе слово.
Труди и Трикси, сидя рядышком, словно две курицы на насесте, только поводили головами из стороны в сторону, ожидая, пока Хайделинда обратится к ним.
— Как… как это случилось?
— Ей дали успокоительный отвар после того, как… — начали сестры, перебивая друг друга, и замолчали, осекшись, не зная как продолжить.
— После того как я убила отца Сюннивы? — спросила Хайделинда.
Обе кивнули.
— Продолжайте.
— Она заснула, а потом… — начала Трикси.
— Да, потом вдруг прибежал слуга со двора и сказал… — перебила ее Труди.
— Нет, ты все не так говоришь, — шикнула на нее сестра. — Ивар зашел к Сюнниве в комнату и увидел, что ее нет.
Они замолчали, глядя на Хайделинду.
— Ужасно… — глухо сказала молодая герцогиня. — Видят боги, я не хотела этого…
— Твоей вины тут нет, — затараторили сестры. — Герцогиня Гунхильда сказала, что Сюннива потеряла разум. — Они снова замолчали.
— Моя мать… — медленно проговорила Хайделинда. — Она считает, наверное, что все вокруг сошли с ума, кроме нее и Бьергюльфа.
— Зачем ты так говоришь? — упрекнула ее Труди. — Мы вовсе не думаем, что ты… Правда, Трикси? — повернулась она к сестре.
— Правда, — ответила та. — Мы, например, совсем не верим, что они говорят про тебя.
— Неужели? — ехидно спросила Хайделинда, которая все еще не могла прийти а себя после известия о смерти Сюннивы.
Она была очень зла на подругу, но теперь думала, что, конечно, не стоило так грубо вести себя с ней вчера вечером.
«Напрасно я накричала на нее, — думала девушка, не слушая тараторящих сестер, — Но теперь уже ничего не вернешь… — На нее снова обрушилось чувство глухого одиночества, которое нередко приходило в последние дни, — Еще эти две гусыни». — Она с раздражением взглянула на своих собеседниц.
— Да, да, — поймав ее взгляд, повторила Труди, — мы совсем не верим, что у тебя плохо с головой, как сказал герцог…
— А во что же ты веришь? — перебила ее Хайделинда.
Сестры переглянулись, как бы не решаясь начать.
— Нам кажется, ты имеешь право подозревать твоего дядю, — начала Трикси.
— Ты видела, как он испугался, когда увидел кольцо? — спросила Труди.
«Ничего не понимаю, — пронеслось в мозгу у Хайделинды. — Неужели эти глупые курицы могли сами догадаться о таких вещах? Нет, тут что-то не так!»
— А что думает ваш брат?
