Да, все они выглядели сейчас не ах, неважнецки смотрелись. Утомление и угроза гибели не придают лицам здоровый цвет, копоть, пороховые дымы и ссадины краше человека отчего-то не делают…
Наверное, Сварог должен был ее по-мужски поддержать. Сказать что-то ободряющее, обнять. Наверное…
Вместо этого Сварог, встав напротив нее, сказал:
– Я понимаю, что ты не имела к военно-морскому ведомству никакого отношения. Но тем не менее… Знаешь, мне известен один указ определенного ведомства некоего королевства, подробно объясняющий, как выбираться из любой точки планеты. Вспомни, может быть, существовала похожая инструкция. На случай, если агента Отдела последнего рубежа безопасности Гидернии вдруг занесет в неподконтрольные дали. Нет ли экстренного способа связи, чтобы вызывать подмогу? Нет ли, ну скажем, в каждом квадрате сто на сто кабелотов, нет, не очередной угольной базы, а, например, оборудованного плавучего домика спасения. Вроде охотничьей заимки в дремучем лесу, где всегда отыщутся соль, крупа, спички…
Клади отрицательно помотала головой.
– Думаю, настолько гидернийская предусмотрительность не простиралась. А чтоб тут что-то оборудовать… – Усмехнувшись, баронетта добавила: – Гидернийский ресурс исчерпан.
Сварог истолковал ее последние слова как сожаление.
– Я понимаю, ты думала, все пойдет не так. Круиз до Граматара со всеми удобствами. Места в каюте люкс, вечерние коктейли…
– Дурак вы, ваше сиятельство, право слово, – невесело улыбнулась Клади. – Что ж я, по-вашему, такая дурочка, не знала, на что иду… Но – вы правы, граф. Жалко, что все так кончается. Жалко…
Баронетта поднялась, подошла к разбитому зеркалу, наклонилась, подняла осколок покрупнее:
– Тарос великий, какая я страшная… – И неожиданно, без перехода, продолжая разглядывать себя в покрытое трещинами и сколами стекло, произнесла: – Хотя, ты знаешь, может быть, и хорошо все же, что конец именно таков. Я спокойно говорю тебе об этом, потому что знаю, что и ты меня не любишь. Как было написано в одном романе из библиотеки мэтра Ленара: «Судьба свела их, они понравились друг другу, им было вместе хорошо, но яркая звезда их любви так и не взошла». Между прочим, существует такое поверье: каждая новая любовь зажигает на небе новую звезду, а падающие звезды – это умирающая любовь. – Клади бросила осколок на пол, перешла к тумбе, на которой когда-то стоял безвкусный гипсовый бюстик какого-то гидернийского деятеля, принялась водить пальцем по деревянной панели, оставаясь к Сварогу спиной. – С тобой мне было замечательно. Наверное, ни с кем никогда не было так хорошо. Но та любовь, о которой складывают песни и пишут книги, ради которой человек готов… Это что-то другое…
Сварог молчал, несколько сбитый с толку. На лакированной поверхности дерева под пальцами Клади появилась матовая звезда, на глазах исчезающая. Внезапно баронетта повернулась к Сварогу, впилась в него взглядом и со странной улыбкой спросила:
– А кто такая Мара? Ты называл ее имя во сне. И не один раз называл…
Она снова отвернулась, к облегчению Сварога, и, к его облегчению, не стала настаивать на ответе, ушла от непростой темы:
– Женщины чувствуют, любят их или нет. Конечно, всегда приятно слышать, когда мужчина признается в любви, но и без этих признаний женщина знает, любима она или всего лишь нравится. Может быть, ты любишь эту свою Мару, может, твое сердце еще только ждет своей любви. Но твое сердце не занято мной.
Разговор застал Сварога врасплох, безоружным и неподготовленным. И он совершенно не представлял, что ему говорить в ответ. Лучше бы вовсе ничего не говорить. Потом, после…
– Ты знаешь, – баронетта, так и не поворачиваясь, подошла к картине, изображающей броненосец «Адмирал Фраст» на бурных волнах и прорезанной крест-накрест чьим-то ножом, бесспорно тоурантским, вроде бы как разглядывала сейчас это живописное полотно, – не страшно уходить, когда не приходится с кем-то навсегда расставаться, когда не держит тебя желанными кандалами привязанность к кому-то…
Почему она сейчас решила завести этот разговор, Сварог не понимал, хоть убейте. И что прикажете делать? Лепетать что-нибудь успокаивающее? Вроде того – «да, ты права». А она, наверное, права… Или… Или что? Кто бы посоветовал. Да, граф, это тебе не мечом махать… Сварог закурил новую сигарету. Назовите это трусостью, но ох как хотелось ему уйти сейчас от этого объяснения. Благо есть куда уходить капитану раненого корабля, пропасть дел и забот, его присутствие требуется на любом участке…
– Я благодарна судьбе, что однажды в лесу, неподалеку от замка, встретила загадочного и храброго графа, однако… Вот что я должна сказать тебе…
Фу-у! Как спасательный круг, распахнулась дверь и в адмиральский салон пулей влетел чумазый парнишка-вестовой:
– Мастер капитан, вас зовет мастер Пэвер! Одна из помп стала хуже качать, может остановиться!
«Вот и хорошо, – выдохнул про себя мастер капитан второго ранга. – Вот и хорошо. С помпой-то уж я как-нибудь управлюсь…»
На пороге он замешкался, посмотрел на Клади – она так и не обернулась.
Глава пятнадцатая
В нашу гавань заходили корабли…
Они доплыли. Доползли, доколдыбали. Дотащились-таки, кренясь на левый борт, зачерпывая воду и не всю успевая выплевать помпами и ведрами, содрогаясь от каждого касания каждой волны. И вот она перед ними – точка, отмеченная на карте коричневым ромбом с недорисованным углом. Вряд ли кому-то в голову могло прийти, что они обнаружат здесь такое. Даже в самую больную голову не закралось бы…
Над водой каймов на пять возвышалась каменная стена, образующая квадрат со стороной, примерно равной ширине футбольного поля. В трех углах квадрата сохранились небольшие башенки, четвертая башенка и часть стены вместе с ней были разрушены. Стены обрамляли площадку, залитую водой. На глаз воды было по колено или чуть выше.
Прозрачные верхние слои воды позволяли видеть, что площадка, огражденная стеной – вершина пирамидального, из серого камня строения, ступенями уходящего вниз, в глубину, в темные, не достижимые для солнечных лучей слои. Первая ступень, идущая по периметру и начинающаяся сразу за каменной оградой, не превосходила по длине рядовую лестничную ступеньку, вторая – такая же, а вот третья уже протянулась до своего обрыва не меньше чем на сто каймов. И дальше – насколько проникал под воду взгляд – шли ступени исключительно исполинские, словно сработанные под подошвы Голиафа.
– Стоп машина! – скомандовал Сварог. Скомандовал с тем расчетом, чтобы судно, некоторое время назад понизившее ход до «самого малого», замерло аккурат над подводным чудом. И вдобавок Сварог вывел «Серебряный удар» на цель таким образом, чтобы корабль встал почти впритык к стене. Если броненосец затонет, то не уйдет под воду целиком, что уже полновесный, неоспоримый плюс.
