Потом она на миг прикрыла глаза, потерла их руками и сосредоточила все свое внимание на псе.
Вдруг с собакой начали происходить странные изменения. Она перестала бить хвостом по бокам, вздрогнула, как от удара, и, никак не показывая, что ее настроение резко изменилось, сомкнула пасть на лице Кави. Не успев даже крикнуть, он упал, а пес начал терзать его.
Тут Амарис словно очнулась ото сна. Увидев, как кровь ее возлюбленного брызжет из-под острых зубов зверя, она истошно завопила:
— Назад! Фу! Назад!
Идеально выдрессированная собака тут же отпрыгнула от своей жертвы. Амарис бросилась к Кави и прижалась ухом к его груди, пытаясь услышать, как бьется сердце. Но ее ожидания были напрасными. Сердце, которое еще несколько мгновений назад переполняла любовь к прекрасной женщине, остановилось навсегда.
* * *
Конан поежился не то от услышанного, не то от внезапного порыва холодного ветра, дунувшего с моря. Подняв голову, он с тревогой увидел, что звезды, которые еще совсем недавно горели ярким, ровным светом, затягивают черные тучи. «Не приведи Митра, будет шторм, — подумал киммериец. — Тогда корабль обречен». Однако вслух он сказал совсем другое:
— Значит, все-таки я был прав…
— Ты о чем? — встрепенулась Амарис.
— Об этих псах. — Варвар кивнул на пятерых мастафов, сидевших возле хозяйки и всем своим видом выражавших любовь и преданность. — Только не понимаю, как же такое могло произойти?
— Что могло произойти? — В голосе женщины послышался вызов.
— Не прикидывайся дурочкой! — разозлился Конан. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Рассказывая о своих мужьях, ты была не совсем искренна, моя дорогая. Эти собаки связаны с их смертями. Не знаю как, но связаны.
— Я тоже это плохо понимаю, — тихо, почти шепотом, проговорила Амарис. — Просто каждый раз от собаки, которая загрызла человека, рождался всего один щенок. Кобель. Очень крупный и необычайно смышленый…
— И ты, зная об этом… — начал киммериец, но она не дала ему договорить.
— Да ничего я не знала! — выкрикнула Амарис. — То есть сначала не знала, — добавила она уже спокойнее. — Первый щенок просто удивил меня, ведь у мастафов обычно рождается по шесть, а то и по восемь детенышей, а тут всего один. После моего второго вдовства вдруг родился такой же пес, и тогда я впервые подумала, что это не просто так.
— А потом решила проверить? — ехидно поинтересовался Конан.
— Мне трудно все тебе объяснять, — печально улыбнулась Амарис. — Для тебя это обычные животные, а я вижу в них близкие мне существа. Ни один человек так и не сумел стать мне дороже мастафов, ближе их и понятнее… Это так сложно… Жизнь любого из этих псов значит для меня больше, чем человеческая. Я с ними сроднилась, что ли…
Конан молчал, не мешая женщине выговориться. Он чувствовал, что еще ни с кем она не была столь откровенна, и боялся это спугнуть. Она всю жизнь несла такую тяжкую ношу, что непонятно, как выдержали ее эти хрупкие женские плечи. «Пусть говорит, — думал он, — может, так она сумеет разобраться в себе? Трудно жить в ссоре со своей душой. Потрясающая женщина!» А она все говорила и говорила. Речь ее, сначала сбивчивая и прерывистая, постепенно становилась более гладкой и ровной, слова лилась потоком, и чем дольше длился монолог Амарис, тем светлее становилось ее лицо.
Слушая затянувшуюся исповедь, в которой Амарис рассказывала даже то, о чем, наверное и сама прежде не подозревала, киммериец не забывал время от времени бросать взгляды на море, откуда дул постоянно усиливающийся ветер. Волны, еще совсем недавно лениво лизавшие ускорили свой бег, взбивая многочисленные буруны, и «Длань Митры», прежде почти неподвижно сидевшая на подводном рифе, начала раскачиваться и угрожающе трещать. Единственное, что слегка успокаивало Конана, — приближался рассвет, а при дневном свете будет легче разобраться, можно ли починить корабль или, наоборот, закрепить парусник так, чтобы хватило времени обыскать его и найти жемчуг.
Взглянув в очередной раз на море, киммериец оцепенел: прямо за кормой «Длани Митры» откуда-то из глубины появилось сияние, оно постепенно разрасталось, поднимаясь ближе к поверхности, пока наконец не приобрело очертания гигантского овала…
Свет разгорался все ярче и ярче, по силе соперничая с самим Оком Митры, но в отличие от его животворных лучей был мертвенно-синеватым. Пираты, спавшие возле костров, пробудились, и воздух огласился криками ужаса. Им вторили голоса тех, кто остался на борту парусника.
— Что это? — дрожащим голосом прошептала Амарис, всем телом прижимаясь к Конану.
— Не знаю, — ответил он, — Но что бы это ни было, чувствую, оно несет большую беду.
Огромный овал, поднявшийся из глубин моря, размерами не уступал корпусу «Длани Митры». Вот он замер рядом с кораблем, словно фонарь великана, который рассматривает свою добычу, и вдруг погас, обратившись в черную неподвижную скалу. Затем свет появился снова, но уже не такой сильный, хотя вполне достаточный, чтобы стоявшие на берегу увидели, как чудовище выкинуло щупальце толщиной в два человеческих торса. Щупальце на миг зависло в воздухе, а потом осторожно коснулось кончиком борта корабля и покачало его, словно мать, убаюкивающая ребенка.
Вопли, несущиеся с парусника, превратились в сплошной вой, как будто глотки всех матросов объединились в одну. Осторожно, как соринку из глаза, чудовище сковырнуло с палубы человека, подержало его на весу, затем опустило в воду, снова вытащило, а потом щупальце, резко изогнувшись, отправило жертву куда-то вниз, под брюхо монстра.
Послышался оглушительный свист, сменившийся кошмарным звуком, напоминавшим тяжелое дыхание сотен усталых людей. Вода вокруг неведомого зверя забурлила, и все опять погрузилось в темноту.
— Спаси нас Митра, — пробормотал Атран. — Я даже не слышал никогда ни о чем подобном. Что же это было? И куда оно делось?
Никто не мог ответить ни на один из его вопросов, и только Конан вспомнил, как когда-то давно, еще будучи зеленым юнцом, он после неудачной попытки ограбить Неджеса, тогдашнего советника Ашарата, был сослан на Обглоданный остров, где обитали старые и больные мастафы, единственной пищей которых были ссыльные преступники. Пропала бы тогда его голова, не появись вовремя Шеймис, дух из найденного Конаном кувшина, старый и бестолковый, но бесконечно преданный своему хозяину. С великим трудом, чуть не лопнув от натуги, Шеймис тогда сумел создать довольно приличный плот, на котором они с варваром и покинули остров. Но управлять стихиями несчастный дух, конечно же, не умел, а вместо этого вызвал откуда-то из морской бездны неведомое чудовище, которое и дотолкало плот почти до шандаратской гавани. Хилый и не очень-то умный дух ни за что бы не справился с силой, которую сумел вытащить на белый свет, не помоги ему Фарал, воин Митры, который вовремя распознал, где находится приглянувшийся ему Конан и что с ним происходит. Но даже Шеймис представлял, какую жуткую годину привлек на помощь. Теперь, глядя на то, что происходило возле парусника, киммериец вспомнил тот леденящий ужас, который вызывала морская тварь, хотя тогда он ее и не видел. Похоже, она опять вылезла на поверхность, только на сей раз по собственной воле.
