и отвернулся. Когда Антрос вновь взглянул на старшего библиария, тот больше ничем не напоминал чудовище. Это вновь был господин либрариума, спокойный и отстраненный. Терзавшие Луция страхи казались теперь абсурдом. Да как он мог даже подумать, что Мефистон навредит одному из своих слуг?
— Позаботься о нем, — сказал Властелин Смерти, кивком показав на Миоса. — Мне нужно найти капитана Ватрена и очистить долину от мертвецов, иначе эвакуация обернется еще большим хаосом.
Он глубоко вдохнул, стер с лица кровь и пошел к краю поляны, но, не дойдя, оглянулся:
— Мне предстоят дела в Кронийском секторе, но после моего возвращения на Ваал мы с тобой поговорим. Не рассказывай об этом никому.
— Мой господин, я и не знаю, что сказать.
— Ничто из этого не является тем, чем кажется. — Похоже, Мефистон его не услышал. Его голос прозвучал странно, словно в нем смешались разные акценты, отчего Луций едва мог разобрать слова. — И было бы неразумно бросать тень сомнения на меня, на те идеи, что несут надежду нашему кровному роду.
— Конечно, мой господин… — начал Антрос, но Мефистон уже исчез среди деревьев.
Лексиканий повернулся к Миосу, желая скорее перевязать его раны и отнести лейтенанта в лагерь, но встретился с застывшим пустым взглядом.
Миос был мертв.
Дивинус Прим, Кронийский сектор,
шесть недель спустя
— Ты переродился.
Пресвитер Кохат пошатнулся в темноте, потрясенный тем, что он не один, и растянулся на груде костей.
— Кто это? Кто там? — пробормотал он, вглядываясь в дым и трясясь всем телом.
Пламя окрашивало все в красный цвет — и руины, и трупы, — отчего ему казалось, что он находится в брюхе огромного зверя. Мир разрывал себя на части в буре крови и прометиевого огня. Словно демоны, над головой с воем проносились транспортно-боевые самолеты «Валькирия», рассеивающие мрак зажигательными снарядами и болтерным огнем, в то время как долина внизу была завалена телами мертвецов.
Кохат пошарил рукой среди останков и, дрожа, вытащил пистолет из пальцев убитого солдата. Как такой тихий голос можно было расслышать за грохотом артиллерии? Варповство. Он чувствовал его маслянистый и металлический привкус в ночном воздухе.
— Что я наделал? — прошептал священник. — Зачем я ушел? Почему именно сегодня?
Он махнул оружием, показывая на далекую линию фронта, и заговорил громче, стараясь, чтобы его голос звучал сурово:
— Я здесь не один. Мне достаточно только позвать гвардейцев, и…
Нечто плыло к нему в темноте.
— Стой! — Он припал к земле и прицелился. — Покажись!
Никто не ответил, и пресвитер не стал повторять вопрос. Нет, он не даст поглощающему Дивинус Прим безумию забрать и его. Теперь, когда он наконец узрел истину, смерть для него стала бы слишком жестокой шуткой судьбы. Он должен был выжить. Несмотря на дрожь в руках, Кохат смог выпустить очередь. Вспышки беспорядочных выстрелов озарили лежавшие на земле трупы, и те словно пустились в пляс, дергаясь в такт с каждым выпущенным лазерным зарядом.
Когда тень упала, пресвитер Кохат опустил пистолет и заморгал, пытаясь избавиться от пляшущих перед глазами искр и рассмотреть, кого же он убил.
— Мы все перерождаемся. С каждым вздохом. — Голос раздался вновь, на этот раз ближе и как будто из-за спины. — Человек, который выстрелил, уже исчез, стал призраком.
Экклезиарх выругался и попятился, тыча пистолетом во тьму.
— Любая мысль переделывает нас. Всякое решение возрождает. — Незнакомец говорил отстранение, словно размышлял вслух. — Всегда есть еще один шанс.
Кохат снова открыл огонь, уже не пытаясь целиться, и вновь его взгляду открылся лишь пейзаж из подсвеченных синими вспышками трупов.
— Покажись! — заорал он.
— Ты убьешь меня, даже не узнав мое имя? — В вопросе незримого собеседника не было злости: лишь легкое удивление.
Священник выплюнул новое проклятие, осознав, что источник голоса находится прямо над ним. Он посмотрел наверх и увидел сгусток мрака — тень среди теней; и тень эта заслоняла пылающие небеса, пикируя прямо на него. Кохат в панике попятился, спотыкаясь о камни, и дал очередь вверх. В дульной вспышке синего пламени пресвитеру открылось зрелище столь ужасающее, что он закричал.
Залитые кровью развалины породили свое воплощение — гиганта, словно высеченного из того же багрового камня, белолицего демона, летящего на черных крыльях смерти.
Пресвитер стрелял, но все было тщетно. Каждый разряд лишь разбивался об освежеванные мускулы и освещал гротескное лицо — маску из потрескавшегося алебастра. Когда же Кохат увидел глаза чудовища, то зарыдал, ибо уловил в дьявольском взоре средоточие всего того безумия, что охватило несчастный мир.
Ноги пресвитера подкосились. Он споткнулся о расколотую колонну, ударился головой и рухнул в канаву, потеряв сознание.
Когда же священник пришел в себя, то увидел, что чудовище стоит к нему спиной. Светало, и теперь Кохат понял, что ошибся. Бескожие мускулы оказались на самом деле прочной броней, сделанной искусно и старательно по образу и подобию ободранной плоти. Должно быть, крылья почудились ему от ужаса; однако незнакомец и вправду был великаном — ростом почти в два с половиной метра. Сначала священнику показалось, что перед ним смертный воин, но затем свет переместился на руины и скользнул по коже гиганта. Тогда Кохат осознал, что перед ним призрак.
К облегчению священника, зловещий дух не смотрел на него. Призрак сидел рядом с трупом одного из драгун, что пришли из столицы. Осколок пробил шлем и череп несчастного; в сером веществе мозга кишела целая стая голодных молочно-белых червей. Призрак внимательно наблюдал за этим жутким зрелищем. При всем своем страхе священник не мог отвести взгляда, чувствуя неестественное желание узреть, что же делает дух. Он смотрел, как великан снимает латную перчатку и выводит на грязной земле причудливые символы. Затем дух вытащил из-под мантии длинный церемониальный нож, рассек ладонь и сжал кулак. Меж пальцев его заструился ручеек крови. Падая на знаки, алые капли растекались вдоль них так, словно были живыми и знали предназначенный им путь. Когда жуткие письмена заполнились кровью, они замерцали, будто в ней содержалась металлическая пыль. Призрак прошептал что-то неразборчивое и опустил на багровые буквы рассеченную ладонь. В тот же миг знаки зашипели, вздулись пузырями, и, когда дух отвел руку, экклезиарх увидел, что теперь слова выжжены на земле.
Кохат с трудом заставил себя отвернуться от причудливого обряда, осознав, что сейчас, пока монстр поглощен своим трудом, у него есть возможность бежать. Он осторожно приподнялся, стараясь не шуметь.
— Что ты видишь? — вдруг спросил призрак, кивнув на изувеченное тело. Голос его был холодным
