вроде Принца и Адафи никогда не движет наивная любовь к правде.
Ими движет страх. В некотором роде они – как те же рыбы. Я гадаю, что будет, если в Цистерну посадить много-много людей с медными кнопками во лбах. Научимся ли мы реагировать на угрозы вместе, как стая, как косяк?
А ведь это забавная мысль.
Что же произошло два года назад? Как они вышли на улицы? Как их марш начался и где бы он закончился, не встань я у них на пути?
Принц и Адафи тогда так и не нашли подстрекателей. Не обнаружили лидеров. Их враг остаётся безликим.
Чаще всего эти мысли приходят ко мне на балконе, когда я курю и разглядываю город. Мне он с каждым днём кажется всё чернее, страшнее, беднее. Трубы изрыгают всё больше дыма.
До меня доползают слухи. Адафи предлагает акции устрашения. Другие советники – наоборот, демонстративные подачки. Принц всех успокаивает: Ирма Рётэс вот-вот предложит решение. Исправит ошибки прошлого. Нет таких проблем, с которыми её Левиафан не справится. А то, что решения до сих пор нет, так это объяснить легко: она просто очень ответственно ко всему подходит.
* * *
На пятьдесят пятый день решения всё ещё нет. Вечером, когда Рётэс и Годдри сдаются наконец и готовятся поймать хотя бы несколько часов сна, я спрашиваю Ирму:
– Может, он просто слишком глуп?
– Что?
– Может, тебе не хватает рыб? Вся суть Цистерны – от маленьких стаек ты перешла к тысячам. Может, тебе нужно больше?
– Нет, – отмахивается она. – Нет. Если бы вопрос был в скорости, мы бы всё равно увидели реакцию. Нет, Яна, мы не испытываем недостатка в ареттах… Они просто отказываются меня понимать. Не знаю, почему…
Совсем скоро они уже мечутся на своих койках: они в последние несколько недель в Цистерну переселились.
Возвращаюсь во дворец, тоже думаю лечь. Но мне не спится. Я выхожу на балкон в одной ночнушке. Смотрю на город, в котором выросла, которому клялась в верности. Смотрю на дома и вспоминаю, как легко их было сминать. Смотрю на улицы, вижу толпы, которые мановением руки валила наземь.
Толпа – удивительное явление. Я только сейчас понимаю, что в действиях толпы организации и взаимного понимания было куда больше, чем есть у Принца и его клики. Эта мысль для меня становится открытием. В ней даже порядка больше; да, они крушили, рвали, метали, но у них была цель, и они в едином порыве поднялись, чтобы её достичь.
(А что Принц? Больше, больше, больше. Меняй зелёное на золотое.)
Они отреагировали на угрозу. Они посчитали, что у них нет другого выхода. Они станцевали жаркий боевой танец. Их тактика оказалась проигрышной; они не знали, что на камни и палки Принц ответит янтарным пламенем.
Адафи думает, что они вот-вот восстанут вновь. Мне сложно в это поверить. Они ведь знают, что против них выйду я. Они знают, что им по – прежнему нечем мне ответить.
* * *
На сто второй день у Принца кончается терпение. Мне приходит новый приказ. Я читаю его один раз, второй, третий; мне кажется, на глаза вот-вот навернутся слёзы, но они остаются сухими. В Цистерну я прихожу с комком в горле.
Рётэс выглядит ужасно. Она сидит на полу у своего рабочего стола, спиной привалившись к его ножке. На меня она бросает один убитый взгляд.
– Ничего не получается, Яна, – стонет она. – Я не понимаю.
Молча шествую к её столу. Осматриваю кипы бумаг.
– Попробуй ещё раз, – роняю я.
– Что?
– Ещё раз, Ирма. Я хочу увидеть.
– Почему?
– Принц не очень доволен.
Она прикрывает на миг глаза. С лестницы доносятся шаги. Годдри. Он выглядит немногим лучше. Волосы торчат во все стороны, одна рука в крови; не знаю, как он поранился, и с трудом подавляю желание сейчас же к нему подбежать и поухаживать за ним.
Но сейчас на кону стоит кое-что поважнее.
– Пожалуйста, – говорю я. – Попробуйте ещё раз.
– Он не даст ответа. Яна… я думаю, что, может, решение…
– Я знаю, – я обрываю её взмахом руки. Она нервно сглатывает.
– Но если я ему это скажу, Яна, он же убьёт меня. Он же убьёт Левиафана!
– Тебя – вряд ли, – качаю головой. – Левиафана – да.
Рётэс начинает плакать.
– Пожалуйста, Рётэс. Я должна это увидеть.
Она со стоном поднимается на ноги. Годдри убегает обратно наверх: до него дошло только то, что они опять открывают с Левиафаном связь. Пальцы Ирмы падают на Скрижаль. Мало-помалу кнопки в плавниках начинают сиять. Свет набирает силу.
Достигает предела.
Они практически неподвижны. Им всё равно.
– Мы не можем до них достучаться, – шепчет Рётэс свою мантру. – Они отказываются понимать. Может, нужно больше аретт…
Ей очень сильно хочется поверить в эту очевидную ложь. Знаю, каждое моё слово для неё – как ушат холодной воды. Но я не останавливаюсь. Продолжаю рубить правду.
– Нет. Он всё понимает.
– Нет, нет…
Я кладу руку на окошко, наклоняюсь вперёд, почти прижимаюсь лицом к стеклу. По ту сторону проплывает несколько рыбёшек. Стеклянные глаза смотрят на меня с полнейшим безразличием.
– Он всё понимает.
– Понимает?..
– Я вижу два варианта, – шепчу я, а с другой стороны несколько рыб бьются мордочками об окно, и мне кажется, что они меня тоже слушают. – Может, решения просто не существует. А может, оно есть, но он не собирается его тебе открывать. Подумай, Ирма. Я уверена, в твоей модели Принц – индивид, народ – просто серия цифр. Сколько там людей, чего они требуют, сколько умирает, сколько рождается. Твой Левиафан, – киваю я рыбам, – увидел в них себя. Наверное, эта опасность существовала всегда. Чем больше проблемы, которые мы решаем, тем выше вероятность, что мы увидим в них себя. Как в зеркале…
Она подпирает бока руками.
– Да что ты в этом понимаешь, Яна? Это просто рыбы…
– Я знаю, что я права. Теперь остынь и слушай меня.
Набираю воздуха в лёгкие.
– Если ты хочешь его сохранить – если ты хочешь выжить – поправь модель, которую всё это время пыталась ему скормить. Выброси из неё лисситов. Выброси Принца с его запросами. Оставь людей. Оставь рилум и всё по его добыче, но включи всё, что когда-либо от меня слышала о том, как я училась его принимать. Это первое. И второе. Собери всех своих работников и подмастерьев, которым доверяешь, и запрись в Цистерне. Никого не впускай, пока я не вернусь.
Одного у Ирмы Рётэс не отнять: соображает она быстро. Она кивает
