же, как это делаю я.
Я сглотнула, глядя на новые чернильные завитки, вьющиеся у меня по руке, желая, чтобы они исчезли. Я не хотела иметь ничего общего с некромантией, которую он навязал мне, с коварной магией, о которой я не просила и в которой не нуждалась. Я не хотела, чтобы она пульсировала в моем теле. Но она упруго сжалась внутри меня – темная, тяжелая, угрожающая.
– Пришло время пробудить другую часть тебя, – сказал Калдрис, склонив голову набок, наблюдая, как я собираюсь воевать с тем, что сидит у меня внутри.
Мне было интересно, слышит ли он это. Дала ли ему наша связь доступ к моим внутренним мыслям – единственному, что, как мне казалось, было от него закрыто?
Единственная моя часть, которой он не мог коснуться.
– Я не хочу этого, – запротестовала я, качая головой и окидывая его взглядом.
– Это такая же часть тебя, как и я, – сказал Кэлум.
Мысленно я отругала себя за имя, которым больше не могла его называть. Бог Мертвых не был тем человеком, с которым я провела несколько недель. А имя Калдрис совсем не подходило мужчине, в которого я влюбилась по уши, несмотря на здравый смысл.
Я знала, что в конце концов он только разобьет мне сердце. Но такого я просто не ожидала.
Мое сердце сжалось еще сильнее после того, как он признался, что ищет дочь Маб. Значит, он здесь вообще не ради меня, а ради дочери королевы Воздуха и Тьмы.
– Как ты можешь быть частью меня, если я даже не знаю твоего настоящего имени? Почему Кэлум? – спросила я, не обращая внимания на холодный страх, пульсирующий у меня в венах из-за того, что мне может не понравиться ответ.
Станет мне еще больнее или полегчает, если окажется, что он просто назвал первое попавшееся имя? Если имя, которое я полюбила всеми фибрами своей души, тоже окажется ложью.
Но фейри не умеют лгать.
– Это имя мне дали при рождении. Так назвала меня моя мать, когда я родился, – до того, как Маб украла меня из колыбели и принесла во двор Теней, чтобы наказать ее, – признался Кэлум, отвечая на вопрос, почему он назвался вымышленным именем.
По всей вероятности, именно это имя и было настоящим, а не то, под которым его знал мир.
Имя Калдрис было ложью. Это имя ему навязала Маб, чтобы украсть его личность.
Его признание тронуло мне сердце. Мысль о ребенке, украденном из дома и доставленном в такое место, которым, по его утверждению, правит самая чудовищная из всех фейри, была чем-то совершенно невообразимым. Я даже подумать не могла о том, каково это – находиться рядом с королевой Воздуха и Тьмы, будучи маленьким мальчиком.
Дыхание у меня внезапно сбилось, когда до меня дошло. Она была его мачехой. Женой его отца. Женщиной, о которой он рассказывал и которая была с ним так жестока, что разрушила его отношения с отцом, была королева Маб.
Я потрясла головой, пытаясь избавиться и от этой мысли, и от жалости к такой жизни. Его трагическая предыстория никак не умаляла его вины за то, что он сделал со мной и что явно собирался делать дальше.
Я больше не буду узницей собственной жизни, даже если мне придется убить его, чтобы обрести свободу.
Он в ответ уставился на меня, пытаясь обнаружить реакцию, но этого я ему не позволила, хотя она и бурлила внутри, медленно пожирая меня. Я попросила его оставить меня в покое, глядя на него, чтобы взрастить в себе жестокость, а не сочувствие. Я не хотела ему сочувствовать.
Он медленно отстранился, смиренно вздохнул и задумчиво скривил губы. Коротко посмотрев вдаль, он снова обратил на меня свой пылающий взгляд.
– Я должен вызвать Дикую Охоту, – сказал он наконец, приподняв бровь, словно ожидая моего протеста.
Я промолчала, и он, развернувшись на каблуках, начал уходить. Вокруг меня стеной сомкнулись мертвые, заключая в круг их защиты в его отсутствие.
Я не смогла удержаться от вопроса, который сорвался у меня с губ, несмотря на мою решимость хранить молчание:
– Почему же они дрались с тобой? Наверняка они должны были знать, кто ты?
Он оглянулся на меня через плечо, и уголки его рта приподнялись в ухмылке.
– Думаешь, члены Дикой Охоты умеют видеть сквозь чары бога? – спросил он, снова отвернувшись, и продолжил свой путь.
А мне осталось лишь переваривать этот кусочек информации. Из-за высокомерия, звеневшего в его голосе, я почувствовала себя глупо, осознав, как мало я понимаю в различиях между Дикой Охотой, обычными фейри, которых в книгах называют сидхе, и собственно богами.
Основная предпосылка их иерархии была достаточно проста: Первородные были самыми могущественными существами из всех когда-либо живших, а боги – их детьми. Но сколько силы разделяло богов и сидхе?
Калдрис не спеша шагал среди развалин по городской улице, оставив людей с метками фейри и меня на свою верную армию мертвецов, которая охраняла нас. У меня были личные охранники, и я, стоя внутри их защитного круга, отвернулась, чтобы не видеть, как он уходит, попыталась отбросить в сторону воспоминания о том дне, когда наблюдала за его упругой задницей. Когда он прогуливался по горячему источнику. Когда я впервые увидела его голым.
Сейчас не время вспоминать об этом. Да и он оказался не тем мужчиной, которого стоило вожделеть. Он оказался даже не мужчиной.
Я увидела других меченых, которые стояли на коленях, загнанные в свой круг, из которого вырвалась я, когда сбежала. Мертвецы не выпускали их, но внутри они передвигались свободно. Выражение их лиц давило мне на душу, меня переполняла ненависть к себе – ведь это я привела их прямо в лапы к монстру.
– Мне жаль, что так вышло…
– Оставь при себе свою жалость, предательница. Подстилка фейри, – сказал один из них, сплюнув на землю, как будто я заслуживала чего-то худшего, чем то, что приготовила мне судьба.
Возможно, они были правы. Я перевела взгляд на землю у своих ног и закрыла глаза, стараясь справиться с дрожью в конечностях.
При первой же возможности я бы освободила их, но как я могла это сделать, если была не в состоянии помочь даже себе?
Что-то влажное и грязное ударило меня в лоб и потекло по лицу, затуманив зрение. Меченые засмеялись, когда я подняла руку, чтобы стереть грязь, сбрасывая ее на землю. В этот момент в меня швырнули еще раз.
Я отклонилась в сторону, чтобы избежать попадания в лицо, и вздрогнула, когда мокрое полузастывшее месиво ударило меня сбоку в шею. Грязь попала под тунику и, согреваясь, оттаивая, заскользила по коже. Я посмотрела на мужчину, который плюнул на землю, когда я попыталась извиниться. Он уставился на меня, и его рот скривился
