из архива и с самым недовольным лицом оповестил их о том, что местные полицейские пропустили какой-то этап технологического развития и понятие «компьютерная база данных» им не знакомо, так что ему пришлось рыться в бумажном архиве.
– Бумажном, – подчеркнул он, – разложенном по картонным папкам. Это примерно тот же уровень развития цивилизации, что и наскальная живопись.
А потом смахнул со лба свои волосы-сопли и добавил:
– А теперь нам пора в морг.
– Меня сейчас вырвет, – жалобно объявил отвернувшийся Норман.
Джемма не могла не поддержать порыв.
Стоило начать с того, что Доу нюхал труп. С таким видом, будто это нормально.
Да хрен с ним, с каким видом он это делал: он нюхал чертов труп!
Когда они прошли в морг по фальшивым документам магистрантов по обмену медицинского вуза, Доу объявил, что тело обнаружили утром одиннадцатого ноября. «Не знаю, как вы, – оглядев их с ног до головы с таким видом, будто он сомневался в их умственных способностях, – но, для протокола, я в такие совпадения не верю».
Спасибо, гений. А то без тебя не поняли бы.
Утром одиннадцатого ноября в реке обнаружили труп. Одиннадцатого ноября Брайан Суини выходит из своего номера в отеле и больше туда не возвращается. Одиннадцатого ноября Теодор Купер подает в контору заявление о том, что Суини пропал. Учись питаться фастфудом, спать стоя и не верить в совпадения – три главных завета любого агента УНР.
Все началось с этого трупа, и именно поэтому они оказались в этом морге. Доу, сверившись с документами, выдвинул нужную морозильную камеру. Тело, которое выехало к ним на железном поддоне, было на той малоприятной стадии «цветущего» разложения, которая вызвала у Нормана задушенное мычание. А потом… Ну да.
Доу начал его нюхать.
– Ничего нет, – вынес вердикт он, хмуря брови и выпрямляясь, после того как опустил обратно на стол распухшее и облезлое запястье. – Точно сказать трудно, но следов я не чувствую.
– Ты что, нюхаешь магию, чувак? – спросил Кэл, уперев руки в бока. – Это жуть какая-то.
– Не магию, а сигнатурную энергетику существ, – поправил его Норман, повернувшись к ним боком.
Доу адресовал ему взгляд, который мог означать как «не надо за меня заступаться, сделай милость», так и «не надо за меня заступаться, сделай милость и отвали».
Норман чуть стушевался:
– Так ведь? Я просто предположил…
– Так, – кисло ответил Доу. – В отличие от вас, я могу чувствовать тварей и без дополнительных игрушек. И здесь сигнатуры я не чувствую. По заключению коронера, он умер от сердечного приступа, но я могу с ходу назвать штук сорок магических арканов, которые могли бы довести человека до инфаркта. Нужно проверять.
Пришлось ему в этом довериться. Формируя их команду, Айк послал на дело аналитика, двух ликвидаторов и самую раздражающую гадину из всего гоэтического отдела, хотя Джемма искренне умоляла отправить с ними кого угодно вместо Доу. Айк остался неумолим. Возможно, он ее за что-то наказывал: Джемма была уверена, что он до сих пор злился за Инцидент с Офисным Кулером.
– Тело выловили в Оруотер. Это река, на которой стоит этот замшелый городишко. – Доу стянул перчатки с татуированных рук, а потом взял со стола планшетку с документами. – И нам повезло. Они смогли установить его личность вчера вечером. Так что у нас даже есть имя.
Нелицеприятного жмурика звали Генри Фелан, и такая задержка с его идентификацией оказалась связана с тем, что он был гражданином Северной Ирландии. Правда, Кэл впал в недоумение – вместо одной Ирландии внезапно обнаружилось целых две – и заслужил от Доу очередные возведенные к потолку глаза. Джемма бы хотела, чтобы к концу миссии этот парень окосел.
– Сейчас они определяют, как он туда попал. Но вообще, – Доу перелистнул страницу, – он бухгалтер, сорок два года. Долгов нет, кредитная история в норме, работает в фирме в Лондондерри, которая продает товары для спортивного туризма. Судя по медицинской карте, был в очень хорошей форме. – Он небрежно откинул планшет с документами. – Такие обычно не имеют привычки умирать от инфарктов.
– В городе тихо. – Кэл почесал подбородок. – Но его-то нашли в реке. Вода?
– В воде ничего и нет, я спускался к реке, пока вы прохлаждались. – Доу скривился. – Вообще ничего. Впрочем, вода плохо хранит остатки магии, – она смывает, а не фиксирует, в отличие от земли. Поэтому и с телом трудно. Предположительно, он умер в ночь между тридцать первым октября и первым ноября, так что следы могли быть смыты…
Он протянул руку и провел ладонью по руке трупа.
А затем поднес палец к лицу, открыл рот – и…
– Да мать твою! – выругалась Джемма, отворачивая Нормана за плечо.
– Ты ее облизал! – голосом, в котором ужас смешивался с восхищением, возвестил Кэл. – Ты ее реально облизал!
Улыбка у Нормана была потрясающе деревянной:
– Я уже говорил, что меня сейчас вырвет? Говорил?
Джемма ткнула пальцем в Доу:
– Надеюсь, ты отравишься трупным ядом.
– Я? Нет, Роген, мне это не грозит, – насмешливо сообщил тот. – Я просто хотел быть уверенным наверняка. М-м-м, нет. Сверхъестественного присутствия точно не чувствую.
– Не порти моему аналитику психику, – пригрозила ему Джемма.
Норман добавил:
– И не облизывай больше ничего, пожалуйста.
– Кто после такого будет с тобой целоваться, чувак!
Закончив выделываться, Доу взялся за проверку трупа по-нормальному: облизанные пальцы в рапорт не приложишь. Джемма и Кэл подключились: у гоэтического отдела были свои методы, у отдела ликвидаторов – свои. Но все они включали в себя целую уйму приборов: интерферометры, термоинфракрасные детекторы, спектрофотометры, фазовые анализаторы… Темная изнанка безопасного мира, разложенная на формулы и показатели электромагнитных сканеров. Джемма мечтала дожить до того времени, когда техблок додумается уже до одного чертова гаджета для измерения всех магических показателей и ей не придется каждый раз наблюдать за удивленно вытягивающимися лицами охраны на проверке багажа в аэропорту.
Когда они уже выходили на улицу, в холодный ирландский осенний день, мудрая мысль наконец пришла одному из них в голову:
– Он умер в ночь с тридцать первого на первое? – внезапно спросил Кэл, когда они снова проходили по той улице, что шла к реке.
Доу вздернул брови:
– Я полчаса назад это сказал…
Кэл радостно повторил, хлопая себя по ноге:
– Ну вот, тридцать первое октября!
И, когда его гений остался не понятым никем из присутствующих, оглядел их и пояснил:
– Ну вы чего! Хеллоуин же. День Всех Святых!
«Реально пугающий костюм? Мне достаточно просто прийти в своей обычной одежде». Мэйси всегда говорила примерно так, просто слова подбирались каждый год разные. Тем не менее Хеллоуин был единственным праздником, который она отмечала добровольно. На День благодарения она последняя спускалась к столу, Рождество казалось ей утомительным, а пасхального кролика она и вовсе с детства ненавидела. Хеллоуин ей нравился: они до ночи резались в «Теккен» или смотрели слэшеры, названивали ее придуркам-одноклассникам и дышали в трубку, объедались «Чанки-манки» из большого ведра. Как-то раз, пнув тыкву на подъездной дорожке мистера Грэхема, самого раздражающего из соседей, Мэйси спросила: «Почему возможность переодеться в костюм из комиссионки вызывает у всех такой ажиотаж?» Джемма не помнила, что тогда ей ответила.
Сейчас бы она сказала что-то вроде: «Ну, это единственная ночь в году, когда мы приглашаем наши страхи на вечеринку, не так ли»
Раньше ей тоже нравился Хеллоуин.
По пути в гостиницу Норман сказал, что Хеллоуин – это кельтский праздник Самайн, или, по-ирландски, Саунь. День Всех Святых, конечно же, – это милые диктаторские замашки христианизации, но, вообще-то, кельты праздновали в это время наступление зимы и время сбора урожая. Дальше Норман пустился в разъяснения про различие «островных» и галльских кельтов, про геном и гемохроматоз, про уничтожение древнейшего населения острова в дремучие тысячи лет до нашей эры – словом, снова заговорил на своем языке выпускника Лиги плюща. Естественно, Джемма все прослушала.
Мужик, умерший на Хеллоуин в стране, откуда этот праздник берет начало, – так себе шутка для так себе шутников, но Джемма вполне могла представить такую иронию. Где бы они
