консультациям пришел конец». Не знаю, что я испытываю больше, – страх, оттого что даже представить не могу, как меня накажут, или облегчение.
Когда мы остаемся вдвоем, Вероника Геннадьевна долго ходит вокруг да около.
– Лика, как дела в школе? Как оценки? Одноклассницы тебя не обижают?
– Вы ведь не об оценках решили со мной поговорить? – «проницательно» спрашиваю я.
Учительница поднимает на меня удивительные аквамариновые глаза.
– Как ты это поняла?
Да хотя бы по тому, как вы нервно теребите ручку в руках и все время кусаете пересохшие губы. Но вслух, конечно же, это не произношу. Она додумает все сама.
– Правду говорят, что ты необычный ребенок, удивительный, – вздыхает учительница. – Давно я хотела к тебе обратиться, да все думала: не грех ли? А потом решила: грех не грех – все равно! Я в таком отчаянии, милая!
В этот раз я впервые соприкасаюсь с настоящим человеческим горем.
Вероника Геннадьевна всю жизнь посвятила детям, еще в школьные годы начала помогать матери (та работала в садике), когда подросла, всегда возилась с ребятишками помладше во дворе.
Настал вопрос выбора профессии, и она не сомневалась ни на секунду – только педагогический.
Но больше всего на свете Вероника Геннадьевна, конечно, мечтала о своем малыше. Вязать ему маленькие рубашечки, купать, покупать игрушки, наблюдать, как твоя кровиночка сделает первый шаг, – что может быть лучше? Но у них с мужем ничего не получается. К каким врачам только не обращались, чего только не предпринимали!
Не получается!
«Почему вы говорите это мне! Обратитесь к другим врачам, к психологу или психотерапевту, в конце концов. Что я-то могу?!» – хочется закричать. Но в аквамариновых глазах классной плещется такое отчаяние…
Губы шевелятся сами.
– Магия жизни и смерти не в моей власти. У нее слишком большая цена, – шепчу я. – Но, кажется, знаю, чем здесь можно помочь.
Я не совсем понимаю, что происходит дальше, полностью полагаюсь на интуицию.
Беру Веронику Геннадьевну за руку, хотя в обычное время ни за что не отважилась бы на подобную фамильярность. Чужие слова льются сквозь меня, и кажется совсем неважным, что я произношу.
Важно лишь то, что от мерного звука голоса становится спокойно и хорошо. Ситуация больше не кажется неразрешимой. А внутри клокочет огненная Сила.
В этот миг я почти верю в то, что могу облегчить ее боль.
И пусть помочь с беременностью не в силах – души ребенка рядом не ощущаю, – я могу поменять ее отношение к ситуации. Вижу внутренним взором печаль молодой учительницы – она похожа на большого летающего кита. У него фиолетовое брюхо и золотистые плавники, он мерцает, будто в пузе бушуют зарницы молний.
Я мысленно перерубаю канал, что связывает кита с Вероникой Геннадьевной, и направляю его в окно.
– Улетай. Она достаточно грустила. Ты больше не нужен.
Какое-то время стою рядом с учительницей, надеясь, что освобожденное китом место займет что-то хорошее. Может быть, даже душа ребенка.
Но наваждение быстро проходит. Все мысли, что приходили в голову минуту назад, кажутся бессмысленными, а действия – бесполезными.
– Что ты сделала?
В голосе Вероники Геннадьевны звучит удивление, смешанное с восторгом. Ее щеки наливаются румянцем, а глаза светятся жизнью. Молодая учительница больше не кажется несчастной.
На этот вопрос я и сама не знаю ответа. Поэтому пожимаю плечами.
– Ты не ведьма. Ты ангел. Просто ангел, посланный мне на пути. Кажется, будто стало даже легче дышать.
Она пытается меня обнять, я отстраняюсь, скомканно прощаюсь и, пожелав ей удачи, выбегаю из кабинета.
Сильно болит голова, боль пульсирует в районе висков огненным шариком. Так всегда бывает после моих «воздействий».
Хочется сквозь землю провалиться от стыда и жгучей вины.
Поднимаю глаза – кажется, будто кит плывет за мной по осеннему хмурому небу. Я моргаю, пытаясь избавиться от непрошеного видения. Обманывать учительницу не то же самое, что дурить доверчивых одноклассниц. Воспользоваться горем человека – это за гранью добра и зла.
Сажусь на скамейку, заслоняя лицо руками. Наверное, нужно вернуться в класс и во всем признаться. Это будет самым правильным.
Но как только представляю, что придется признаться похорошевшей, разрумянившейся Веронике Геннадьевне, что я лишь маленькая врушка, в горле образуется противный комок.
Заставляю себя подняться. Вижу перед собой паренька в серой куртке. Опять! Он навязчиво следует за мной почти до самого дома. Черт, в этот раз не получится списать все на совпадение. Оглядываюсь. Вокруг нет посторонних людей. Дело дрянь.
– Эй! Если хочешь меня изнасиловать, у меня для тебя плохие новости. Я ведьма. – Не думаю, что это остановит маньяка, если странный парень действительно маньяк. Но попробовать стоило.
– Ведьма, знаю, – серьезно соглашается незнакомец. И мне очень не хочется, чтобы он оказался убийцей или насильником. – И что ты умеешь?
Врать. У меня это просто потрясающе получается. На языке уже вертится стих на латыни – может быть, сработает и во второй раз? Интересно, он убежит сразу или сначала будет умолять меня снять жуткую порчу?
– В лягушку обращу, – бурчу вместо привычного сеанса занимательного шоу под названием «Алика колдует».
Лицо учительницы снова стоит перед глазами. Она смотрит на меня, как на человека, способного сотворить чудо.
Но увы, волшебство бывает лишь в сказках. А я давно в них не верю.
– В лягушку, – улыбается он. – Это все вы, ведьмы, горазды. Что ты умеешь на самом деле?
– Ничего. – То ли это сказался систематический недосып (чтобы дурачить всех убедительнее и не проваливаться в один и тот же кошмар, по ночам я обычно читаю), то ли просто устала обманывать и постоянно видеть перед собой глаза, полные надежды.
– Это неправда, – неожиданно горячо заверяет меня незнакомец. – Ты мастерски управляешь энергиями. Можешь провести несложную чистку. Скажем так, с порчей тебе не справиться, но бытовой негатив счищаешь на раз-два. Устраняешь у людей блоки, помогаешь разрешить ситуации, интуитивно чувствуя лучший исход. Не ведьма? Серьезно?
Я смотрю на него как на ненормального. Блоки? Негатив? Я так часто сыпала этими словами, не вдумываясь в то, что за ними стоит.
Потом сознание льстиво подбрасывает воспоминания. Нескольким девчонкам я помогла обратить на себя внимание любимого, помирила двух врагов, наладила атмосферу в трех семьях. Многие говорили, что после «консультаций» им стало легче, а все неразрешимые ситуации нет, не ушли, просто больше не казались такими уж неразрешимыми.
И эта учительница. Разве она не назвала меня чуть ли не ангелом, спустившимся с небес?
Парень опускается рядом. Касается руки.
– Ты не шутишь? – Очень хочется верить, что я действительно помогала людям.
