Спустя сутки я, наконец, услышал столь долгожданные слова Гериндорфа:
— Заходите. Все готово.
Мы с Лией поднялись, я поправил одежду, а рыжая вампиресса усмехнулась.
— Не переживай ты так. Гериндорф — мастер своего дела.
Я кивнул, и мы зашли в кузню.
— Вот, — кивнул уставший, но довольный гном на небольшую стеклянную плашку с серебристо-фиолетовой жидкостью.
— Уже можно пробовать? — спросил я.
— Да, — ответил кузнец.
Я достал один из листков и окунул кончик в жидкий адамант. Присмотрелся. Ничего необычного не происходило. Если листок и пропитывался, то крайне медленно. И если придется ждать двадцать тысяч лет, пока он напитается адамантом, то это сильно усложнит дело. Тогда я решил попробовать опустить в жидкость черенок — слегка, не глубоко.
Присмотрелся и увидел, как жидкий адамант буквально втягивается листком, как живительная влага. Частицы жидкого адаманта продвигались все дальше и дальше к кончику листа и остановились, когда адамант на черенке закончился. Я снова опустил листок, но в этот раз жидкий адамант не стал втягиваться.
Я взял другой листок с той же ветки Истинного Древа Жизни. Опустил его в плашку и начал наблюдать, не вынимая. В этот раз листок полностью пропитался жидким адамантом и сам стал серебристо-фиолетового цвета вместо ярко-зеленого.
Я рассмотрел листок повнимательнее и убедился, что он остался живым. Я его даже понюхал на всякий случай. Запах листка изменился, но при этом, четко ощущались нотки живого растения. Тогда я кинул листок в горящие угли, в которых нагревают заготовку перед ковкой. Гериндорф замер от такого кощунственного обращения со святыней, но вмешиваться не стал. Лия же подобралась поближе и стала вместе со мной наблюдать, сгорит ли листок. Но все обошлось. Листок даже не пожух.
Тогда я пропитал жидким адамантом еще одиннадцать листов, половину из них обжег в огне, половину не стал. На несколько листков насыпал порошок, который должен был загустить жидкий адамант.
— Ждем сутки. — сказал я и стал укладываться на пол в кузне Гериндорфа. Тот возражать не стал и, бросив на пол шкуры, вместо подстилки, тоже лег.
Ровно через сутки я с опаской осмотрел листья. Потом потрогал пальцем и только после этого понюхал. Листья до сих пор пахли, как живые. Тогда я взял один и постарался согнуть его, ожидая, что адамант застыл, и я не смогу этого сделать. Но оказалось, что лист остался таким же, как и был. Гибкий и живой. Я снова бросил лист в заранее растопленные и раскаленные угли печи. Вынул его шипцами, поднес к листу руку и удивился тому, что листок даже не нагрелся.
— Э-э-э… Почему он холодный? — спросил я Гериндорфа.
— Обычно он не нагревается только после того, как из него сделают конечное изделие. Видимо, в листе адамант принял свою конечную фазу и теперь остается подвижным с сохранением своих основных свойств. Попробуй его порвать.
Я натянул лист обеими руками, пытаясь разорвать, но у меня это не получилось. Но лист не поддался. Я не сделал даже маленького надрыва. Тогда я достал свой метриловый нож и, положив лист на стальной стол, попытался его разрезать. Разрез на столе остался только до и после адамантового листа. Я поднял листик и осмотрел его внимательно, на нем не осталось даже царапины.
— Подержи-ка, — попросил я рыжую красавицу подержать одну из сторон листа.
Вампиресса взялась за половину листика. За вторую взялся я. Мы натянули лист, и я метриловым ножом попытался разрезать лист с торца. Не вышло. Я усмехнулся.
— Получилось.
— Остальные проверь, профессор, — ткнула меня носом Лия, не забыв ввернуть земное словечко на русском языке.
Я проверил все оставшиеся листы, и они все были такими же, как и первый. Даже те, что я посыпал порошком для придания адаманту твердости.
Тогда я решился еще на один эксперимент, пытаясь выяснить, а не получил ли я новую уязвимость, закрыв при этом старую. Я взял листок и напитал его адамантом под завязку. Затем тут же опустил его черенком в порошок. Потом взял один из вчерашних листков и тоже опустил его черенком в порошок.
— Сколько должно пройти времени, прежде, чем адамант затвердеет? — спросил я Гериндорфа.
— Часа через три он уже должен стать достаточно твердым, чтобы его можно было ковать, — ответил мне гном.
— Хорошо. Ждем.
Через три часа меня ждал очень занятный результат. Листок, что я напитал жидким адамантом сегодня, затвердел. А тот, что вчера остался таким же — мягким, гибким и живым, как и до того, как я опустил его черенком в порошок для затвердевания. Выходит, по истечении суток после напитывания листа жидким адамантом, затвердевающий порошок уже не действует на адамант, и тот остается жидким, сохраняя все остальные свои свойства и при этом, не убивает сам лист.
Но теперь возникает вопрос. А действует ли то же самое на семя Великого Древня и на него самого? Скажем, если я напитаю желудь жидким адамантом и оставлю его на сутки-другие в покое, то после того, как я его посажу и он вырастет, не затвердеет ли адамант, если на корни древня посыпать порошочком для затвердевания? И не превратится ли после этого Великий Древень в адамантовую статую Великого Древня? Надо бы это выяснить. Учитывая, что все двенадцать древней выращены Физическим воплощением Немезиды, которым она имеет право вмешиваться в жизни разумных на Эратионе, значит, что она вроде, как может ответить мне на этот вопрос.
Я, собрав все, что с собой привез и жидкий адамант, позвал Лию с Гериндорфом и побежал к Грарху, который ожидал нас на площади. Этот зеленый дракон расчистил себе место от трупов нечисти и разлегся, ожидая нас. Телепортироваться с жидким адамантом я не рискнул. Решил вместе с Гериндорфом и Лией долететь до Оплота Жизни на драконе.
Прибыв на место, я первым делом направился к Немезиде. Рассказал ей про свои эксперименты и сомнения и, выслушав ответ Хранительницы жизни, успокоился. На самом деле порошок перестает действовать на адамант в растении уже через двенадцать часов. Ровно столько требуется что листку, что семени Великого Древня, что любому другому растению, выращенному непосредственно на Истинном Древе Жизни для того, чтобы жидкий адамант полностью усвоился и стал частью растения. После этого древень сам сможет расти и выращивать адамантовые ветки, корни, листья, и так далее.
Успокоившись, я приступил к процедуре напитывания жидким адамантом семян Великих Древней. А именно: я открыл плашку и аккуратно стальными щипцами погружал в нее желуди один за другим местом отрыва вниз, чтобы даже случайно не оказалось так, что процесс напитывания прервется из-за того, что место, которым семя впитывает жидкий адамант, окажется сверху. Получилось все довольно хорошо и осталось только ждать, когда желуди напитаются полностью. Как говорится «под завязку».
Ждать пришлось недолго. Всего несколько часов, и уровень жидкого адаманта в плашке престал уменьшаться. На всякий случай, оставив желуди в плашке еще на часик, я вынул их и сложил в переносной сейф, который сделал когда-то для меня Гериндорф.
От сейфа я не отходил ни на шаг. И сам из своего шатра не выходил, не спал и ел одной рукой, второй держа то, что досталось империи с большим трудом. Наконец, сутки прошли. Да, я ждал именно сутки. Я верю Немезиде, но все же решил действовать тем способом, в котором лично убедился. Поэтому уснуть, в обнимку с небольшой стальной коробочкой я позволил себе только через сутки после того, как желуди напитались жидким адамантом.
Проснувшись, я начал сажать семена Великих Древней. Где я их посажу, я уже знал. Я решил посадить все двенадцать древней вокруг Плато Жизни. Пусть эти гиганты охраняют физическое воплощение Хранительницы Жизни. Два семени я решил посадить у входа в единственный тоннель, ведущий к Оплоту Жизни. Я решил сажать семена Великих Древней так же, как делал это с семенем Истинного Древа Жизни. Сделал неглубокий акведук в виде спирали с ямкой сантиметров пятнадцать глубиной в центре. Затем, вытянул из окружающего пространства всю энергию смерти, достал желудь, ставший серебристо-фиолетового цвета, положил его в ямку, залил священной водой и закопал. После чего полил священной водой всю спираль акведука.
