поможет ни камень памяти, ни целебные элексиры. Она не теряла надежды; река судьбы то разносила нас далеко друг от друга, то сводила вновь, и я сам не заметил, как снова полюбил – ту же самую женщину, что и в прошлой, утерянной жизни. Однако понял это, когда было уже слишком поздно. Она отчаялась; а отчаяние, знаешь ли, толкает на безрассудные поступки. Например, вмешаться в чужую войну – будто там своих мертвецов мало… И лишь тогда, лишившись её во второй раз, окончательно, навсегда, я вспомнил.
Звезда спутника тревожно замерцала, но Алару было не до неё – он сам догадался, что к чему.
«Эхо Миштар».
– А ты…
– А я вернулся в Шимру, – грубо перебил его Дёран, по-прежнему глядя в сторону, куда-то между сумраком в шатре и жарким светом снаружи. – Пытался разыскать нашу дочь, но она и знать меня не желала. Я уходил и возвращался; смотрел, как она брала учеников, как влюблялась, воспитывала детей; те взрослели в свою очередь и тоже заводили семьи… На правнуках я сбился со счёта и перестал следить. Только изредка навещал дочь, наблюдал издали. А потом, на излёте жизни, за несколько лет до сброса она взяла ученика – мальчишку из семьи, древностью способной поспорить с ишмой; умного мальчишку, талант-ливого, но, вот беда, рано осиротевшего, – тихо произнёс сказитель и обернулся к Алару. – В наставницу он, конечно, влюбился без памяти и, когда её настиг сброс, ринулся из столицы прочь. Отыскать, вернуть… Я не выдержал и вмешался.
Алар с трудом вдохнул; голова у него шла кругом.
– Тот мальчишка… Его ведь звали Алаойш Та-ци, верно?
– Алиш, – ответил Дёран спокойно и снова положил ему руку на грудь, заставляя вернуться на ложе. – Тише, отдыхай, куда ты рвёшься… Я не собираюсь уходить, так что позже договорим. Покуда спи.
И хотелось возразить, но сердце по-прежнему колотилось как заполошное, и слабость никуда не делась. Алар послушно лёг и закрыл глаза; в зыбкой темноте плавали яркие пятна.
– Значит, Миштар…
– Вот она-то никогда красавицей не была, – донеслось откуда-то издали, точно с другого конца света – или времён. – Долговязая, чуть сутулая, волосы обрезала нещадно; глазищи как у птицы, круглые и жёлтые… Да, не красавица – а всё же чудо как хороша, лучше её не было и нет. А уж упрямства и вовсе хватило бы на тысячу придворных кокеток, ещё и осталось бы… Ты спи, спи.
Навалилось беспамятство; в следующий раз Алар очнулся на излёте ночи, и Дёрана нигде не было видно, зато на подушке для сидения свернулась калачиком Тайра, уставшая настолько, что она даже не почувствовала, как её перенесли на постель.
Сказитель обнаружился поодаль от шатра, у реки – он сидел на плоском камне у воды и в скупом свете лун чинил семиструнку.
– Если хочешь поесть, то предложить могу только сушёных фруктов, хлеба и воды, – произнёс он, не отрывая взгляда от своей работы. – А если ты за продолжением беседы, то подожди немного: сперва здесь закончу.
Настаивать Алар не стал, тем более что он и впрямь не прочь был перекусить. Горсть вяленых ломтиков чи, маслянистых и чуть солоноватых, сладкая ригма и зачерствелые лепёшки немного притупили голод, хотя за полноценную трапезу бы не сошли. Зато слабость наконец отступила, и руки перестали дрожать.
«Надо же, – пронеслось в голове. – Выходит, я просто-напросто вымотался, и всего-то и надо было, что отдохнуть и поесть».
Прихлёбывая воду из фляги, он наслаждался прохладным ночным ветерком, чёрно-синим небом над головой в частой крошке звёзд и поглядывал изредка на чуткие пальцы сказителя, распутывающие то ли тонкий шнурок, то ли нить… А потом присмотрелся чуть иначе, больше обращая внимание на морт, да так и застыл.
Воздух показался вдруг каким-то уж слишком зябким.
– Это ведь струна для твоего инструмента, – тихо произнёс Алар, отставляя флягу с водой. – Из чего она сделана?
Тонкий-тонкий шнурок впитывал белесоватую дымку морт с той же алчностью, с какой пески пустыни, иссушённые жаждой, поглощают дождь. Дёран слегка направлял морт кончиками пальцев и сосредоточенно хмурился – нечто подобное он явно проделывал не впервые и успел уже наловчиться.
– А то ты сам не догадываешься, – улыбнулся он, на мгновение отвлекшись от своего занятия и поймав взгляд Алара. – Для чего, думаешь, я волосы никак не отстригу, хотя мыть их в дороге – одно наказание?
Чем дольше Алар вглядывался, тем больше видел – и отчего-то ему становилось не по себе.
– Прядь волос киморта… И мирцит, верно?
– Верно, – подтвердил Дёран, вновь опуская глаза. – Единственная удавка, которую можно спутнику накинуть на шею, хоть шеи-то у него, по правде сказать, и нет… Шучу. Что морщишься? Неприятно?
– Неприятно, – не стал спорить Алар. И не удержался от вопроса: – Выходит, ты разобрался в природе спутника? Разгадал его?
– Я-то? – фыркнул он в ответ, закрепляя струну на инструменте. – Нет, разумеется, я ведь всего лишь смазливый придворный щёголь, моё дело – красоваться и пустословить, а учёной девой была Миштар, вот она бы, пожалуй, разобралась… А я усвоил только несколько приёмов, как держать спутника в узде: что-то мне подсказали, до чего-то сам дошёл.
– Кто подсказал?
– Друг, – усмехнулся он, натягивая струну морт. – И ты его знаешь… Но с тебя станется быстрее самому докопаться до правды, ты ведь тоже учёный.
Невольно Алар покосился на звезду спутника, парившую над плечом.
«Может, и учёный, – пронеслось у него в голове. – А всё же никогда не слышал о том, чтобы от киморта что-то отсекали и насыщали мирцитом. Подобное ведь можно провернуть не только с локоном, пожалуй. Вот если взять кость…»
Тут его по-настоящему замутило, и дальше размышлять об этом он не стал.
– Прежде киморты не были настолько щепетильными, – заметил Дёран, точно подслушав его мысли. – И не брезговали тем, чтоб изменять собственные тела – к примеру, втирать в ногти мирцит, чтоб удобнее было управляться с морт… Впрочем, я сам этого уже не застал и рассказываю с чужих слов, так что если хочешь поговорить – спрашивай о том, что я знаю.
Новая струна ничем не отличалась от старых, разве что сияла чуть ярче, но свет быстро угасал; когда Дёран коснулся их, то они дрогнули, не издавая ни единого звука… но морт дрогнула вместе с ними, откликаясь.
– Ты избавился от спутника и вспомнил, кем был прежде, – сказал Алар, чуть помедлив; по правде, с этого следовало бы начать, но смелости не хватало – ни услышать ответ, ни получить отказ, точно всё внутри сопротивлялось. Ведь нет у эстры ни прошлого,
