носом в изгиб шеи. От него слегка пахло мятой, его шампунем, который я так любила, и, вдыхая аромат, я почувствовала, что успокаиваюсь.
Останься здесь. Я очень хотела сказать ему это. Останься со мной. Не рискуй. Давай просто исчезнем отсюда. Это не наша война. Мы дали им уже так много – больше мы ничего не должны.
Но я молчала. Потому что, как бы я ни хотела, чтобы все было по-другому, это была наша война.
Я понятия не имела, сколько сейчас времени. В ту секунду, когда мы вошли в эту комнату, время потеряло значение.
Склонившись над Бэйлом, я поцеловала его шею, ключицу, поцеловала все, до чего могла дотянуться. В какой-то момент Бэйл мягко уложил меня на спину и лег сверху. Мне нравилось чувствовать на себе его тяжесть, нравилось ощущать его кожу на своей. Все, что беспокоило меня до сих пор, исчезло. Он целовал меня медленно, терпеливо, как будто тоже хотел увековечить в памяти каждую секунду.
На мгновение я отстранилась и позволила себе потеряться в глазах Бэйла. Тень, которая всегда ассоциировалась у меня с наркотиком, исчезла. Оставалось чувство вины, которое, казалось, пожирало его изнутри. Потому что я знала Бэйла намного лучше, чем он думал. И я знала, что совершенные им убийства будут преследовать его вечно. Но сейчас он отодвинул эти мысли в сторону, запер их где-то глубоко внутри себя. Вытащит он их только тогда, когда люди вокруг него будут в безопасности. И затем позволит этим черным мыслям бесконечно мучить его, впуская в голову «если» и «но».
Я пообещала себе, что, когда наступит этот период, я буду рядом с ним. Я разделю с ним его вину, а он – мою. Судя по всему, никому из нас не удастся благополучно выбраться из всего. И я буду просто любить в нем все – сломленное и несломленное, хочет он того или нет.
– Как только ты заставишь воздушный город приземлиться, – прошептала я, – я приду к тебе, слышишь?
– Ты, – сказал он, – прежде всего позаботишься о себе. Я знаю, что ты не любишь оставаться в стороне, но… Не совершай опрометчивых поступков. Обещаешь?
Я медлила с ответом, и он конечно же заметил это.
– Элейн, – произнес он.
– Мне трудно признать, что мы ничего не можем сделать.
– Да, я знаю. Но Хоторн полностью контролирует «Красную бурю». – Бэйл вздохнул. – Тут Гилберт прав.
– А еще он считал, что я не смогу вернуть тебя живым. – Я положила руку туда, где билось его сердце. – Но при этом ты очень даже живо влияешь на меня.
Бэйл сдержался, чтобы не улыбнуться. Затем откинул прядку с моего лба:
– Ты все такая же мятежница, да? И куда только нас это приведет?
Я округлила глаза:
– Сказал дезертир.
– Хм.
Бэйл наклонил голову, и кончики наших носов соприкоснулись.
– Я должен был понять это уже тогда, когда ты хотела сбежать из Санктума. Только сумасшедший готов пройти сотни километров по лесу вопреки здравому смыслу. Просто ради того, чтобы сделать то, что задумал.
Я вспомнила. И особенно то, как злилась тогда. И как отчаянно пыталась ненавидеть Санктум, Бэйла и каждого мутанта в отдельности. И как потерпела неудачу по всем фронтам.
– Не недооценивай его, – сказал Бэйл, пристально глядя на меня. – Хоторн заботится не о лучшей жизни для мутантов и, конечно, не о справедливости. Он декларирует все это, потому что это нравится его людям, но он лжет. Все, что делает Хоторн, он делает… из-за девушки.
Девушка.
Аура.
В прошлом я видела ее фотографию в стеклянном боксе, когда Хоторна держали в плену в Скай-Сити. На ней она была еще человеком – красивое овальное лицо, обрамленное длинными каштановыми волосами. Она и Хоторн, как я поняла, были вместе еще до Великого смешения. Став вирблерами, они изначально хотели помочь людям, но их предали. И Аура погибла.
Она умерла на руках Хоторна, и все, что происходило потом, делалось только из мести. Год за годом Хоторн шел вверх по карьерной лестнице кураториума, чтобы внушить людям: примирение с мутантами невозможно. И тем самым он поднял в мутантах злость до такого уровня, что они готовы были пойти за ним на войну.
Но Хоторн никогда не делал это ради того, чтобы править миром. Он просто хотел получить то, чего действительно хотел. Его цель по-прежнему заключалась в том, чтобы отменить все, что произошло с момента Великого смешения, – чтобы Аура все еще была живой.
До двадцатого года она была человеком. Она существовала бы в любом случае и снова стала бы вирблером, как Хоторн.
– Прошло больше сорока лет с тех пор, как она умерла, – прошептала я.
У Хоторна были и другие отношения. Например, с матерью Хольдена. И даже если он не любил ее, сорок с лишним лет – это очень большой срок.
На губах Бэйла появилась усталая улыбка.
– Все это не играет никакой роли, Элли. Он не остановится. Он может отказаться от чего угодно, может принести в жертву кого угодно, но только не ее.
Он положил руку мне на щеку.
– Знаешь, в этом отношении я похож на него.
Я покачала головой:
– Ты бы не стал жертвовать миллионами жизней, чтобы спасти меня.
– А ты не хочешь знать, что бы я сделал для тебя?
От тишины, последовавшей за словами Бэйла, у меня по коже пробежали мурашки. Он смотрел на меня, и то, что я увидела в его взгляде, заставило меня вздрогнуть.
– Если и есть что-то, чему я научился за последние несколько месяцев, – начал он, – так это то, что я никогда не смогу по-настоящему оторваться от него. Хоторн внушил мне, что он научил меня всему, и… я похож на него гораздо больше, чем мог бы себе когда-либо представить.
Я фыркнула. Он что, серьезно?
– Мне это не мешает, – объяснил Бэйл. – Он превратил меня в человека, который сделает все, что будет для него важным.
Он взял в руки мое лицо, чтобы я смотрела прямо ему в глаза.
– Я никогда не участвовал в гонках со временем, Элейн. Не так, как ты. У меня никогда не получалось изменить что-то значимое. Что бы я ни пробовал, я не мог этого сделать.
Отпустив меня, он дотронулся до ампулы.
– Если я смогу остановить Хоторна и спасти твою жизнь… то все это имело смысл.
Он погладил меня по волосам.
– Я всегда был просто игрушкой, но больше не хочу таким быть.
Я понимала его. Лучше, чем он думал. Но то, о чем он говорил, причиняло такую боль, что