такой горькой, что мне захотелось провалиться.
– Какая теперь разница. Что сделано, то сделано.
Вернулся близнец с подносом.
– Прошу. – Он поставил передо мной белую чашку с пенкой капучино и тарелку с черным, посыпанным сахарной пудрой, тортом.
Я почти с облегчением переключилась на него.
– Зачем ты следишь за мной?
Швы опять задергало.
– Я не слежу. Просто должен передать тебе письмо. – Не переставая улыбаться, близнец выудил из необъятного фартука сложенный вчетверо белый лист и положил передо мной. – Удачи, – добавил он и, сунув поднос под мышку, удалился.
Пару секунд я разглядывала лист, размышляя, может ли внутри быть яд. Или лезвие. Или скальпель.
– Может, лучше ты откроешь? – нерешительно предложила я Антону.
Он кашлянул. Подняв глаза, я поняла, что он все еще усмехается, но так же невесело, как до этого.
– Боюсь, опция личного охранника шла в комплекте с должностью Зимней Девы, – сказал он.
Чашка, которую я несла к губам, дрогнула – мне чудом удалось не разлить кофе. Крепкая горечь, приправленная сладостью молочной пенки, медленно растеклась по небу.
Вот тебе и ответ. Получи, что заслужила.
Я молча взяла лист и расправила его – и сразу узнала старомодный почерк с завитушками. Письмо было от Лестера.
Мы не можем получить все, моя радость. Чем больше то, чего мы хотим, тем выше будет цена. Но когда ты поймешь это, боюсь, меня уже не будет рядом.
Если ты это читаешь, поздравляю – ты выбрала, что хотела. Точнее, думала, что хотела. Нормальную жизнь, не так ли? Обыкновенную, без прикрас и фантазий, которой у тебя почти никогда не было. Хотел бы я сказать «поживи так годик-другой, и посмотрим», но боюсь, твоего решения уже не отменить, а меня не вернуть.
Что ж, живи. Моя самая упрямая фантазия. Мое маленькое чудовище. Не бойся, я не создавал тебя с нуля, как ты – Эдгара. Я тебя услышал. Тогда, на даче, когда ты плакала от одиночества, оно было таким громким, что выплеснулось во вселенную, и я нашел тебя. Я протянул через тебя волшебство, как протягивают ток по генератору. Поэтому тебе хватило сил создать Эдгара. Поэтому ты никогда не была одна – как и мечтала.
Тебе придется научиться жить иначе. Учти: я хотел для тебя другой жизни. Хотел увидеть, как ты превратишься в ту, кого прозвали «Ледяная Смерть» – хотя какая из тебя Смерть. Я почти уверен, что, если ты все-таки окажешься рядом со своим чудищем, скажешь ему то, что я всегда хотел тебе сказать. Угадал? Угадал… Я слишком хорошо тебя знаю.
Живи, Вера. Мое упрямое, нежное, чуткое, сильное и жестокое дитя. Живи за всех, кто погиб по твоей милости.
Дочитав, я поняла, что руки у меня дрожат, а строчки расплываются от непролитых слез. Солнце из больших стеклянных окон немилосердно жгло глаза. Грудную клетку так сдавило, что я не могла сделать вдох.
– Дыши. – Голос Антона прозвучал, будто из-за забора. Или из-под одеяла.
Вот бы мне тоже под одеяло. Я потрогала повязку под кофтой. Что ж так больно-то?..
– Вера.
– Двадцать лет уже Вера, – пробормотала я, смотря куда угодно, только не на Антона.
Всю неделю я старательно не думала о том, куда делся Лестер. Разум говорил – он же тебя предупреждал. Но все мое нутро знало, чувствовало, что Лестер не исчез. Он просто не мог исчезнуть. Он же всегда был. Задолго до меня.
– Дыши, – настойчиво повторил Антон, и голос его прозвучал совсем близко. Он опустился передо мной на корточки, и в носу засвербило от смутно знакомого запаха. Это, что, коньяк? – Вдыхай на четыре счета. Раз…
Вместо этого я задержала дыхание, пытаясь сдержать новый поток слез. Антон взял мои руки в свои – это было так правильно и одновременно так больно, что я уже сама хотела вернуть силу Зимней Девы, лишь бы заморозить собственное сердце.
Антон заглянул мне в глаза. Темно-каряя радужка почти сливалась по цвету со зрачком.
– Дыши. – Он несильно сжал мои руки в теплых ладонях. – У тебя швы разойдутся.
Я задрала голову и случайно поймала свое отражение в стеклянном потолке. Девушка в нем была болезненно худая, в кофте на два размера больше нужного, с острыми плечами и скорбным лицом. Неужели это я? Такая взрослая. Совершенно обыкновенная. С совершенно обыкновенной жизнью, которую мне предстояло научиться жить.
– Прости, – прошептала я. – Прости меня…
Антон поднялся и притянул меня к себе. Я уткнулась в мягкий черный свитер и почувствовала, как на макушку легла тяжелая ладонь. Запах коньяка стал сильнее, но мне было все равно – рядом с ним боль постепенно стихала.
– Ничего, – заговорил Антон так тихо, что подойди к нам кто-то на метр, не услышал бы. – Ничего. Справишься. Ты со всем справишься. Дыши.
Посвящается всем, кто осмелился взглянуть в лицо своим демонам – и не отвернулся.
Пожалуйста (итал.).
Прошу (итал.).
Посмертная фотография. Обычай фотографировать недавно умерших людей появился в XIX веке в результате высокой смертности и изобретения дагерротипа.
Красивый (итал.).
