Волков насторожился.
– И что? Ходишь?
– Только если сильно просят.
– О чем там говоришь?
– В основном о вас спрашивают, господин. Также часто спрашивают, отчего я не замужем.
Молодые господа с аппетитом поедали все, что было на столе, и почти не слушали их разговора, а вот кавалер еще больше насторожился, смотрел на девицу пристально.
– И что же ты отвечаешь, когда тебя про замужество спрашивают?
– Отвечаю, что не мне то решать, а только лишь вам, что партию для меня вы подыщете.
– Впредь так и говори, – отпивая пива, согласился Волков.
А сам подумал, что жизнь всякого человека, что женится на этой внезапно похорошевшей девице, и ломаного пфеннига стоить не будет.
Когда молодые господа наелись и ушли к себе в трактир, а Ута с Зельдой убирали со стола, Агнес и говорит кавалеру:
– А что это вы, господин, от меня ушли спать на стол, как бедный родственник, я, чай, не вшивая.
Волков покосился на нее и вместо ответа задал вопрос:
– А ты точно в шаре видела, что я возвращаюсь с победой?
– Когда в шар глядишь, ничего точно сказать нельзя, – отвечала девушка, – а если хотите, так я еще раз погляжу, чтобы вернее было.
Он молча взял мешок с шаром, что висел на спинке его кресла, и протянул девушке. Та схватила сокровище, радостная, и говорит:
– А вы, господин, не позорьте меня перед моими холопами, в постель ложитесь, а коли не желаете спать со мной, так я себе другое место отыщу.
Когда солдаты стояли в лагере у реки, они и мылись, и брились, и одежду стирали или давали стирать ее маркитанткам. В лагере они чисты и пригожи, ботинки и одежда у них крепки и исправны, но шесть дней марша – и их не узнать: лица их серы от дорожной пыли, серы волосы, даже ресницы серы.
Пыль смывается, если остается время от разбивки лагеря и рядом есть хорошая вода, а не единственный колодец, который кашевары и возницы тут же вычерпывают почти до дна. Офицеры, конечно, стараются найти место под привал или ночевку у источника хорошей воды, но не всегда такое получается. Волков помнил случай в южных войнах, когда большое войско с многочисленной кавалерией при большой жаре за один вечер выпило до грязи небольшой пруд.
Даже если у солдат в разбитом на ночь лагере есть доступ к чистой хорошей воде, это не значит, что всем солдатам удастся помыться. Сбор дров, кормление и поение лошадей, готовка еды отнимают много времени перед сном. И усталость уже берет свое. Едва поев, солдаты заваливаются спать или проклинают рок, если им выпадает нести ночной дозор. А дозор нужен всегда, даже если войско идет по своей территории. И дело тут не во враге, а в том, что среди солдат есть такие, которые, получив задаток, нести тяжести солдатской жизни, да еще и рисковать собой вовсе не желают. Они ищут первую возможность, чтобы сбежать из войска. Карл Брюнхвальд был человек опытный, поэтому помимо застав вокруг лагеря еще отправлял к рассвету конные разъезды – покататься да посмотреть вокруг, как солнце взойдет, поискать подобных умников. Коли находили, так волокли их в лагерь, а там уже без всякого милосердия их судили, и дезертирам всегда исход был один – скрещенные оглобли да петля. Поэтому каждый вечер перед ужином и каждый рассвет перед завтраком офицеры несли капитан-лейтенанту сводки по ротам.
Если хорошая погода стоит, то солдаты после ужина валятся спать, даже не ставя палаток. Лучшие места в таком случае – это обозные телеги или уютное место под ними. На другое у них просто нет сил. И неудивительно, ведь они шли почти двенадцать часов шагом небыстрым, но зато всего с одним привалом, а завтра им опять идти двенадцать часов.
Люди встают на заре, снимают палатки, запрягают лошадей в обозные телеги, быстро доедают то, что было приготовлено на ужин, и начинают строиться в походные колонны.
Так и шли они, а на седьмой день встали лагерем в одном неплохом месте, у маленькой речушки южнее Ланна на три мили. Еще до того, как было найдено место для лагеря, Карл Брюнхвальд послал вестового к полковнику в город, чтобы сообщить тому, что его полк уже рядом. И утром следующего дня полковник Фолькоф выехал из Ланна встречать свих солдат.
Он, Брюнхвальд и Рене поднялись на холм, откуда было хорошо видно растянувшееся на дороге войско и его обоз. Видом своего полка на марше кавалер был доволен. Трубачи, что шли в голове колонны, сразу сыграли «С правого фланга». Солдаты сразу поворачивали головы направо, видели на холме рыцаря и, подходя ближе, начинали приветствовать своего командира. Волков махал им рукой.
– Дошли без происшествий? – спросил Волков.
– Как же без них? – отвечал ему капитан-лейтенант. – Два мерзавца сбежали.
– И вы их не поймали?
– Нет, больно хитры были, – отвечал Брюнхвальд. – Утром при перекличке присутствовали, как на ночь стали – их уже нет. Думаю, что они у мостика под Фёренбургом сбежали. Там, пока мы обоз вперед пропускали, солдаты сбились в кучу, пошли к реке умыться. Видно, мерзавцы под мостом и спрятались, а сержанты не заметили, и узнали мы о том только на вечерней перекличке.
– А из какой же корпорации они были?
– Я думал, что из корпорации Эвельрата, спросил у их корпорала, а он говорит, что они оба приблудные. Но я слежу за этим, уверяю вас, господин полковник, что сержанты следят за солдатами, а кавалеристы Гренера поутру, после переклички, делают объезды лагеря.
– Жаль, что не удалось поймать их, – с сожалением заметил Волков. – Безнаказанный проступок и другим мерзавцам надежду даст.
– Это мой недосмотр, – согласился лейтенант.
– Нет, Карл, нет. – Кавалер не сомневался, что Брюнхвальд знает, что делать. Но даже имея такого опытного лейтенанта, исключить случаи дезертирства невозможно. – А что с поносом?
– Четверо слегли, – ответил Брюнхвальд.
Вот это было еще страшнее, чем дезертиры. Солдат можно взять крепко в латную перчатку, а вот что с хворью божьей, с бичом солдатским делать? Не ожидал кавалер, что так сразу начнет точить его войско понос.
– Они в обозе? – спросил он.
– Брат Ипполит сказал, что лучше оставить их на волю провидения, не тащить хворых с собой. Мы их всех оставили, кого у крестьян, за небольшую плату, а двоих в монастырской богадельне. То было два дня назад, больше поносных не обнаружилось.
– Делайте так, как говорит монах.
– Как пожелаете, полковник, – отвечал ему Карл Брюнхвальд.
Они еще поговорили
