А зрелище красивое, да! Молнии хлещут, шары летят, оба завывают что‑то визгливыми голосами, будто рэп читают! Шоу народных талантов, да и только!
Только вот продлится это шоу, похоже, не очень долго – Элена явно проигрывала, я это чуял, как чует свежее верблюжье дерьмо жук‑скарабей. Девушка отступала назад, спотыкаясь, пошатываясь, а черный колдун шел вперед, вытянув руки, с которых лился сверкающий поток молний: зеленых, синих и даже красных. Праздничный фейерверк, да и только! Смертельный салют.
Картина запечатлелась у меня в мозгу, будто снимок, сделанный фотоаппаратом: две фигуры, озаренные пламенем, и над ними угольно‑черная туча, похожая на гигантский рот, готовый поглотить неудачливого бойца.
Сколько времени прошло с момента моего падения, точнее – моей смерти – неизвестно, но предполагаю, что не очень много. Или, вернее, совсем мало – от нескольких секунд до минуты.
Магические поединки продолжаются недолго – это я знал из разговоров Амалии и Элены, когда они обсуждали практические занятия по боевой и прикладной магии. Секунда, две, три – бах! – защита прорвана, волшебник сдался или… но на занятиях никакого «или», само собой, быть не могло – за этим строго следили преподаватели. Но от случайностей никто ведь не застрахован, так что время от времени студенты, увлекшиеся магическими поединками, гибли, не сумев парировать удар такого же не в меру разошедшегося соратника.
Коты все‑таки видят мир по‑иному. Мухи летают медленно, мыши не пищат, а ревут, как паровозные гудки, тараканы топают, как стадо лошадей, – все по‑другому, не как у человека. Потому движения дерущихся я видел так, как если бы эти двое сражались в меду, преодолевая сопротивление приторной массы.
За то время, пока черный колдун вздымал свои холеные руки, я бы успел несколько раз оторвать ему голову – если бы был размером со льва, конечно.
Но я не был размером со льва. Кот, всего лишь кот – крупненький, да, «сытенький», но не более того.
Что я мог сделать? Единственно возможное деяние – сжечь картинку с Амалией и спасти этим всех – Амалию, загнивающую в своей комнате, Элену, которая вот‑вот поляжет, как озимые, и себя – до которого у колдуна дойдут руки сразу же, как он покончит со своим противником.
Ну да – я могу убежать, оставить Элену на поле боя, Амалию бросить на смертном одре, но кем бы я тогда был? Скотина. Животное!
В общем – «Русские своих на войне не бросают»!
О боже, ну какая она гадкая, эта дощечка! Как от нее воняет! Я с моим чувствительным нюхом должен держать эту пакость во рту?!
В пасти, если быть точным. Рот у меня имелся, когда я управлял «големом», закончившим свои позорные дни несколько минут назад.
Простая задача, да! Схватить дощечку и разогнавшись – броситься с ней в огонь! А пока лечу – перейти в подпространство, чтобы не сгореть, как забытый шашлык на полыхающем мангале!
Все, кто заслужил Премию Дарвина, тоже считали, что задача очень проста, – это я знаю точно. Уверен. И те идиоты, что приделали ракетные ускорители к своей старой тачке, и придурок араб, сброшенный с крыши дома бараном, которого он привел туда для заклания, и дебилоид, забравшийся на электричку для того, чтобы сделать крутое селфи и набрать кучу лайков в соцсетях.
Вот и я – получится ли у меня выжить, когда окажусь в огне? Может, огонь вообще препятствует переходу в подпространство?! А может, огонь горит и там, в Сером Мире?! И я сгорю, как спичка?
Проверить можно только одним, глупым, но эффективным способом – просто прыгнуть в огонь, держа в зубах опоганенный портрет девицы.
В общем – через несколько секунд после того, как очнулся рядом с трупом носителя, я уже мчался прямо в огонь, молясь всем возможным и невозможным богам, чтобы колдун не обратил на меня внимания, занятый добиванием несчастной Элены, за эти сутки потерпевшей уже третье поражение. И похоже было, что это третье она не переживет.
Я мчался со всех ног, так, как не бегал никогда в жизни – ни человеческой, ни кошачьей. От меня воняло паленой шерстью, а усики‑вибриссы просто‑таки выли, отправляя в мозг волны невероятной по силе боли – они горели. Если сравнивать с человеком, это было похоже на то, как если бы мне хорошенько врезали в пах. Больно, очень больно! Женщинам и кастратам не понять.
Уже теряя сознание, я буквально ввалился в Серый Мир и замер, оглушенный тишиной, покоем и отсутствием боли. Здесь было хорошо! Очень хорошо! Век бы отсюда не вылезал!
И отсюда хорошо было видно, как пластинка с изображением Амалии медленно обугливается, а потом вспыхивает ясным пламенем и горит, будто политая бензином. Даже не бензином – ощущение такое, будто она сделана из того состава, которым облепляют фейерверки, – так полыхнуло, такие искры полетели – ай‑яй, аж глазам стало больно!
А потом врезала волна. Чего волна – не знаю. Только даже здесь, в Сером Мире, мне стало тошно, замутило, удар был такой силы, как если бы по моей голове врезали огромной мягкой дубиной.
Уже на остатках сознания я рванулся в сторону, вылетая из пламени пожара, и вовремя – меня буквально выкинуло в реальное пространство, туда, где черный колдун норовил испортить великолепное тело маленькой колдуньи.
Переход к реальности был очень жестким, таким жестким, что я снова едва не потерял сознание, – болел обожженный бок, лапы, опаленное ухо дергало, будто щипцами.
В первую секунду я вообще ничего не увидел, потом зрение стало возвращаться, и скоро я смог рассмотреть поле битвы двух колдунов во всех подробностях: Элена, как ни странно, была еще жива. Она стояла практически голой, вызвав что‑то вроде дежавю – когда‑то я уже видел такую картинку. Только персонаж был другим.
Знаменитый, великолепный комбинезон, в который она была одета, сгорел почти дотла, оставив после себя лишь забавные «браслеты» на руках и ногах да что‑то вроде матерчатого ошейника на шее, на которой висели украшения‑амулеты, сохранявшие тело хозяйки.
Это самое тело тоже было повреждено – ожоги разной степени тяжести, царапины, ссадины, синяки, – но даже так девица выглядела очень соблазнительно, просто‑таки сногсшибательно!
Будь я в человеческом обличье и люби я девиц, точь‑в‑точь похожих на Барби‑восьмиклассниц, – точно бы за ней приударил! Мечта педофила, буржуазная кукла!
Глазищи – по плошке! Волосы, наполовину спаленные, все еще божественно красивы, белые зубы – безупречно ровные и белые, сиськи вперед! Ну нельзя же быть такой красоткой!
Давно заметил – красоту прекрасной женщины не может испортить практически ничего – ни грязь, ни копоть, ни синяки. Сейчас – ощущение было такое, будто Элена нарочно, из кокетства измазалась сажей или для съемок некого гламурного боевика. И вот сейчас она ототрется, смоет краску, нанесенную гримерами, наденет микрошортики и пойдет гулять по набережной, видом своих сисек, оттопыривающих короткий топик, сбивая с седла замечтавшихся и впавших в транс половозрелых велосипедистов.
