этот звонок.
– Ты оказалась там не просто так, есть человек, который… он опасен. Действительно опасен.
– Пап, я знаю, о ком ты говоришь, – теперь пришел черед Айсин перебивать. – Я знаю все. Про тебя, про Итарину, про Гитера Домитора…
Она увидела во взгляде отца тень удивления и… Алфиан улыбнулся так, как умел только он один, одновременно насмешливо и с одобрением. Это осознание было сладким, как зрелое осеннее яблоко, но затем ее сердце сжало горькое чувство тоски.
– Как много он успел сделать? – улыбка отца угасла.
– Очень много, – с сожалением отозвалась Айси. – Похитил Ярен и… одна девушка из его приспешников убита, а Эль… моя подруга, Эль, пропала. И мне нужна твоя помощь, пап…
– Эльвия пропала?! – испугалась женщина и влезла в кадр.
«Не просто женщина, Итарина. Ее зовут Итарина», – поправила себя Айси и озадачилась:
– Вы знаете Эль?
Алфиан прокашлялся и, почесав волосы на затылке, неловко сказал:
– Айси, это мама Эльвии.
За спиной Айси что-то упало.
– Ни хрена себе фламинго. Так вы сестры, что ли?
Наступило гробовое молчание, в котором она отчетливо слышала стук своего сердца и звенящую тишину в голове. «Нет времени, нет времени молчать!» Казалось, еще немного, и Айси окружит угнетающий треск сверчковой песни. В венах шевельнулась чернота.
– Эль – моя сестра?
– Сводная, – будто смутившись, ответила Итарина.
Айси с шумом выдохнула и отъехала на стуле, едва не перевернувшись вместе с ним. Подскочила на ноги резким нервным движением и обхватила руками голову:
– То есть ты бросила сначала одного мужчину, потом обнадежила Лагара, затем связалась с моим папой, бросила нас тоже и снова вернулась к отцу Эль?! Да ты не просто предательница, ты, ты… ты отвратительна! – выплюнула она в ярости, бросив в Итарину взгляд, полный молний, после чего метнула его в отца. – Хороша семейка! Ты – импал, а она – дочь преступника! Да вы фору дадите бразильскому сериалу! Просто уму непостижимо! Как от этого вообще рассудок можно не потерять?!
Айси беспомощно и гневно дышала, шипя, будто раскаленная сковородка, которую сунули под холодную воду. Она раздраженно посмотрела на притихших, вытянувшихся в струнку друзей. Фел тут же пожал плечами и примирительно выдавил:
– На меня не смотри, я во всем этом не участвовал!
Айси фыркнула, вновь обратив внимание на своих родителей:
– Кто-нибудь, наконец, объяснит мне, что здесь происходит и почему этот сбрендивший старик все это затеял?!
Эльвия пробудилась от сладкого крепкого сна и начала ощущать на кончиках пальцев окружающую действительность. Шелковистую и ворсистую, словно поверхность теплого пледа. Но открывать глаза она не спешила, опасаясь, что мечта, вдруг ставшая явью, могла неожиданно испариться, как живительная влага под палящим солнцем. Эль медлила, смакуя каждое мгновение, даже если оно было лишь галлюциногенным последствием всей выпитой в Веремейскую ночь «отравы».
Она с жадностью вобрала в легкие побольше прохладного воздуха. Пахло свежесваренным кофе. Эль довольно улыбнулась, как набивший полные щеки хомяк, – этот аромат всегда ассоциировался у нее с дедушкой. Она с наслаждением потянулась, будто кошка, спрыгнувшая с печи, и повернулась на бок. Матрас был жестковат, однако мягкие, приятные на ощупь одеяла, как у настоящей принцессы, сохраняли ее тело в уютном тепле.
Наконец, Эль открыла глаза.
«Что ж, я не на Земле и не в шамадорской комнате. Значит, как минимум корабль мне не почудился». И действительно, она лежала в капитанской каюте старинного судна из светлого резного дерева. Эль бегло оглядела помещение. Напротив ее койки стоял широкий письменный стол, заваленный всякой мелочью: пергаментами, картами, книгами, свитками, жеодовыми лампами, флягами, компасами, пиалами, курительными трубками и длинными свечами, залитыми восковыми слезами. А еще там стоял глобус, за которым располагалось огромное окно из множества стекол. Глядя через них, казалось, что небо, залитое пестрыми закатными красками, состоит из маленьких отдельных кусочков.
Эль вдруг совершенно ясно представила себя мухой с фасеточными глазами, благодаря которым картинка выглядела как мозаика. Слоистые облака, словно окрашенные розоватой акварелью, растянулись по небосклону. Эль удивилась отсутствию воды за бортом. Конечно, она читала о кораблях, сделанных из левитирующей древесины, добываемой в мигрирующем Заоблачном Лесу. Однако одно дело знать о летающих суднах, другое – плыть на таком. Эль мечтательно улыбнулась, предвкушая, какой вид откроется ей с палубы. Закатный свет будто указывал на входную дверь каюты. Правый же, дальний, угол помещения утопал в полумраке, и Эльвия едва разглядела там массивный шкаф, ростовое зеркало и облупленное кресло.
Эль медленно спустила ноги на пол – сандалии негромко стукнули. Она уснула прямо в обуви, но как это случилось, напрочь не помнила. Оголенной кожей она ощутила вечернюю прохладу. Эль встала, и легкая юбка бирюзового платья скользнула вниз, расстелившись на полу невесомым подолом. Поправив на плечах плетеные бретели, она укуталась в плед и вышла из каюты.
Первым, что заметила Эль, оказавшись на палубе, стала спина дедушки в кремовой льняной рубахе. Он сидел на сундуке и время от времени поворачивал голову в сторону возвышающейся рядом широкой мачты. Сильные порывы ветра теребили его длинные каштановые волосы. Среди шевелюры выделялась одинокая тонкая нить седины, которой прежде не было. Эль вышла так тихо, что он ее не услышал и не обернулся. Она открыла рот, чтобы окликнуть его, но неожиданно он грозно прогремел:
– Я недоволен тобой, Лео́ра.
Эль не сразу поняла, почему дедушка назвал ее чужим именем, но одно было ясно – он рассержен. Она даже успела подумать, что ей стоит вернуться в каюту и не лезть под горячую руку.
– Недоволен? – Женский голос показался Эль знакомым. – Я сделала все, чтобы развести их, даже влезла в шкуру Штрасса! Нэмет едва не покалечил меня!
Эльвия сделала несколько бесшумных шагов вперед. За мачтой показалась высокая, словно подиумная модель, девушка с русыми волосами, впалыми щеками и внушительными синяками и ссадинами на оголенных руках. Майка свободно болталась на ней, а мешковатые штаны, заправленные в сапоги, были туго стянуты на талии и подчеркивали болезненную худобу. Эльвия не могла вспомнить ее, хотя всегда гордилась зрительной памятью.
– Ты лишь исправляла свою же ошибку! Нельзя было оставлять Одетт без присмотра.
Эль не стала подходить ближе, слишком заинтригованная беседой. Она застыла, с одной стороны понимая, что подслушивать нехорошо, а с другой – интуиция подсказывала, что не нужно сейчас вмешиваться. К тому же, она оправдала себя тем, что не пряталась намеренно, и они в любой момент могли ее заметить, так что на все воля случая или Со-Здателя, как говорили на Неере.
