убивать, это была просто работа. Жрать-то надо, а ведь мы не сеем. Но в походы я ходил ради моря. Только в море моя душа оживала. И только сейчас я понял, что без моря всё для меня теряет смысл.
– Ну так вот же оно – море.
– Не то. На берегу моря нет. Море – это когда не видно берегов.
– Что же ты делаешь на берегу?
– Жду корабля, который заберет меня. Мне нужен такой корабль, который не пристаёт к берегу. В море я смогу жить.
– А жрать-то уже не надо? У твоих товарищей хоть мясо есть.
– Здесь всё по-другому. Чтобы насытиться мне достаточно нескольких глотков морской воды. Морская соль – единственный вкус, который я согласен чувствовать во рту.
– Смотри, кажется, парус.
– Корабль! – радостно заорал викинг и бросился в воду. Он поплыл крупными саженками навстречу кораблю.
Глава X. Райский сад
– Неужели мы никогда не согреемся, – бурчал Аслан. – Почему в ваших скотских мирах всегда так холодно?
– У викингов было не так уж холодно.
– Там я от тоски продрог до костей.
– Ну значит скоро согреешься. Здесь желания исполняются быстро. Хотя стоило бы мечтать о чем-то более важном, чем хорошая погода, – философически промолвил Северин.
Они брели по унылому полю, где почти не было красок, и вдруг увидели впереди яркое зелёное пятно. По мере приближения стало видно, что это лес, но совсем не такой, какие они видели до сих пор. Лес был полон диковинных экзотических деревьев, с такими яркими зелёными листьями, что они казались изумрудными. Почти все деревья были усыпаны крупными цветами самых разнообразных и причудливых форм и всех возможных расцветок. Красные, фиолетовые, бордовые, белые цветы были повсюду. На деревьях висело множество плодов, похожих на персики, яблоки, груши, виноград. Трудно было поручиться, что это именно они, потому что плоды свисали не с деревьев, на которых обычно росли. Например, увесистые кисти винограда свисали с мощного кедра, яблоки облепили пальму, а груши просто расположились среди крупных листьев магнолии.
– Да это не лес, а сад, – улыбнулся Эрлеберт. – Почти, как у моей бабушки. Только над этим садом потрудилась куда более причудливая фантазия.
– Ужасающая безвкусица, – сморщился Аслан. – Плод воображения идиота. Здесь может понравится разве что маленькому ребёнку, который любит всё яркое и не понимает разницы между грушей и магнолией.
– Ты прав, мой друг, – охотно согласился Эрлеберт. – Создатель этого сада явно не обладает тонким вкусом. Но здесь тепло. А ведь ты хотел, чтобы было тепло.
Аслан ничего не ответил, а Эрлеберт в очередной раз подумал о том, что с исламским принцем невозможно общаться. Аслан или молчал, или ворчал, всем своим видом изображая неудовольствие. Ему, похоже, было неприятно находиться в обществе христиан, которые были для него просто свиноедами. Император послал с ними сына Измаила для того, чтобы они подружились, но как можно подружиться с человеком, который тобою демонстративно брезгует? Принц старался быть с Асланом подчеркнуто любезным, в разговоре с ним подбирал каждое слово, но не было похоже, что сын эмира это ценит, и принц реагировал на его бурчание всё более жёстко. От прямой ссоры их отделял лишь один шаг. Эрлеберт уже не исключал вероятности того, что ему придётся поставить вассала на место.
Тем временем тропинка вывела их к зрелищу воистину изумительному. Посреди небольшой поляны на горе подушек восседал маленький человек в драгоценном халате из золотой парчи. Халат был щедро усыпан самоцветами, на голове громоздилась чалма с огромным изумрудом, а вокруг этого чуда весело роились красавицы в шикарных шёлковых одеждах. Одна из них, стоя у него за спиной, плавно помахивала огромным опахалом, другая, стоя на коленях перед троном из подушек, чистила его ногти, другая, так же стоя на коленях, держала в руках большое золотое блюдо, на котором громоздились фрукты и стоял хрустальный кувшин со щербетом. Увидев гостей, человечек взвизгнул:
– Как вы посмели войти в мой гарем? За это полагается смерть!
– Ты что ли меня убьёшь? – усмехнулся Аслан, сделавший шаг вперёд.
– Но ты же знаешь, что в чужой гарем заходить запрещено, – немного испуганно проговорил тщедушный человечек. Сабли у него на боку не было, и среди его свиты не видно было ни одного воина, а рука Аслана уже легла на рукоять сабли.
– Мы здесь по воле Аллаха. Ты что, станешь спорить во Всевышним?
– Конечно, не стану. Если так, то всё нормально. Хотите фруктов? – лицо человечка расплылось в медовой улыбке.
– Я – Аслан, сын эмира Измаила. Это мои друзья, – твёрдо проговорил Аслан, проигнорировав предложение хозяина гарема. – А ты кто такой, и что ты делаешь в этом дурацком саду?
– Я – любимый раб Аллаха. За мои заслуги Всевышний подарил мне этот прекрасный сад и неисчислимое множество прекрасных гурий, которые теперь составляют мой гарем.
– Ты мнишь себя имеющим заслуги перед Аллахом? – грозно спросил Аслан. – Кем ты был до того, как попал сюда?
– Горшечником, – грустно улыбнулся хозяин гарема. – Ничтожным горшечниокм, который никак не мог вырваться из нищеты. У меня была уродливая и сварливая жена, за другую я не смог бы заплатить калым, а ещё – множество оборванных грязных ребятишек, которые часто ложились спать голодными. Ни жена, ни дети меня не уважали, мы жили в убогой лачуге, я ничего не мог им дать, кроме презрения окружающих. А ведь я работал день и ночь, гнул спину за гончарным кругом, редко разгибаясь. Но горшки у меня покупали только такие же нищие, как я, а что они могут заплатить? Состоятельные горожане брезговали убогой лавкой ничтожного горшечника. Нищета стала моей неразлучной подругой, в её верности мне не приходилось сомневаться.
И вот великий султан начал войну, на военную службу приглашали всех боеспособных мужчин. Я никогда не держал в руках оружия, да и крепким здоровьем не отличался, а, если честно, то и храбростью не блистал. Но я пошёл к вербовщикам, потому что больше не мог переносить собственного ничтожества. Мне дали в руки ятаган, но едва только увидев, как я его держу, рассмеялись и хотели прогнать. Тут кто-то сказал, что на войне найдётся немало работы для таких доходяг, как я. Дескать, доходяги тоже нужны, чтобы не отвлекать на пустяки настоящих воинов.
Так я попал на военную службу. Во всей нашей армии не было осла, к которому относились бы хуже, чем ко мне. Я чистил сортиры, стирал грязную одежду, хоронил убитых, ухаживал за раненными. Питался объедками, побои сыпались на меня непрерывно. Но вот однажды наше войско понесло крупные потери, оружие начали раздавать всем подряд, мне тоже дали ятаган и поставили в строй.
Тогда я впервые почувствовал себя человеком. Очень меленьким, но человеком. Мулла говорил нам, что если мы умрём на пути
