— Врубаешь музыку. Танцуешь зажигательный стриптиз. Заканчиваешь, стоя на коленях. Подползаешь ко мне и включаешь в работу язычок. Вопросы?
— Вы меня ни с кем не перепутали⁈ — с большим трудом сдерживая бешенство, прошипел я.
Татьяна Павловна насмешливо выгнула бровь и посмотрела на меня, как на таракана, решившего заговорить:
— Мальчик, я заплатила Гешефту за ночь с тобой сто тысяч евро, так что заставлю отработать каждую копейку!
Услышав последние слова, я мгновенно успокоился и одарил женщину лучезарной улыбкой:
— Хорошие деньги. Но их получил он, а не я. Вот пусть и отрабатывает. Счастливо оставаться!
— Стоять!!!
— Ага, щаззз… — усмехнулся я, развернулся к двери и на одних рефлексах ушел от пушечного удара в голову здоровяка в стильном темно-синем костюме, едва заметно топорщащемся в районе левой подмышки. Зато в косую мышцу его живота врезал вполне осмысленно. А потом встретил тело, складывающееся пополам, акцентированным апперкотом в две трети силы, чтобы не убить. И на полной скорости сместился влево, так как краем глаза заметил движение в зеркальной стенке мини-бара.
Озверевшую фурию, пытавшуюся ударить меня по голове хрустальным графином, заставил пробежаться вокруг меня и плавненько уложил на ковер. Как оказалось, зря — еще до касания спиной она попыталась лишить меня зрения профессионально поставленным ударом пальцами свободной руки. Пришлось переводить на болевой и озвучивать свои предложения:
— Татьяна Павловна, за ролью раба вы обратились не по адресу — я в принципе не способен прогибаться перед кем-либо и никогда не прощаю обид. Поэтому предлагаю разойтись миром: я сейчас уйду и больше вас не побеспокою, а Комлев в течение часа вернет вам вдвое больше, чем получил.
— Мальчик, ты, кажется, не понял, с кем связался! — перестав брыкаться, гневно заявила Разумовская. — Я ВСЕГДА получаю то, что хочу! ВСЕГДА, слышишь⁈ Если есть сомнения, можешь набрать Горина, сказать, что расстроил Морану, и выслушать все, что он скажет.
— Я ни с кем не связывался и не собираюсь никому звонить! — рявкнул я, почувствовал, что в нынешнем состоянии запросто сломаю этой дуре вывернутую руку и заставил себя разжать пальцы. А буквально через секунду пожалел о сделанной глупости — женщина, начав переворачиваться на спину более-менее плавно, вдруг выбросила ногу мне в пах! Да, попала в бедро, но не остановилась, а рванулась к телу телохранителя и рванула на себя полу его пиджака!
— Вы начинаете мне надоедать! — прошипел я, упав на колено и дернув ее к себе за щиколотку.
— Ты труп, слышишь⁈ — прохрипела она, оказавшись в удушающем захвате, но сразу же поправилась: — Хотя нет, не труп: ты просто пожалеешь! Но очень сильно!! А максимум через неделю приползешь ко мне на коленях и будешь вылизывать обувь, вымаливая прощение!!!
— Не думаю… — криво усмехнулся я, привычно сжал сонные артерии и отправил долбанную наркоманку в беспамятство. А потом засуетился — еще раз отключил заворочавшегося громилу, вывернул его карманы и нашел в одном из них две пластиковые стяжки, которые тут же потратил на любимую «промокашку», нашел, чем ему качественно заткнуть рот, и удовлетворенно хмыкнул. Затем покосился на Разумовскую, пришел к выводу, что ей тоже не помешает как следует охолонуть, и метнулся к торшеру «под старину», мирно стоящему в дальнем углу.
Металлическая труба оказалась достаточно прочной, поэтому я в темпе выдернул шнур из розетки, сбил тряпичный верх и мешающееся основание, еще раз проверил на прочность и швырнул к Татьяне, блин, Павловне. Затем подергал настенные полки, убедился в том, что они закреплены на совесть, и пододвинул к ним достаточно высокий лакированный комод, на который поставил еще и стул. Для увеличения высоты. Закончив, вернулся к хозяйке номера, перевернул на живот, продел трубу в рукава халата, тем самым, разведя руки а-ля распятый Иисус, и после еще одного переворота бессознательного тела закончил требуемую композицию, закинув обе ноги на «опоры» из рук и основной детали торшера.
Два последних, но очень важных штриха «инсталляции» — фиксация рук в максимально «растянутом» положении шнурами от электроприборов и подвешивание альтернативно связанного тела между двумя опорами — выполнял, злорадно посмеиваясь и представляя реакцию «спасателей» на бесстыдно вываленные сиськи, ляжки, разведенные по самое «не балуйся», и промежность, выставленную на всеобщее обозрение. Потом подошел заткнул Разумовской рот какой-то декоративной тряпкой и легонечко похлопал по щекам. А когда она пришла в себя, коротко описал создавшуюся ситуацию со своей точки зрения:
— Я вырос в детдоме, среди мелких, но опасных зверей в человеческом обличии. И дерусь не в компьютерных игрушках, а в реальности. Поэтому на любую угрозу отвечаю, не задумываясь и не боясь последствий. Не будь вы женщиной, реакция на оскорбление и угрозы была бы в разы жестче, а вам просто придется повисеть между комодом и полкой до утра. Сосуды я не пережимал, так что ничем особо неприятным это положение не грозит. Если вы, конечно же, не додумаетесь начать раскачиваться: падение на пол даже с такой небольшой высоты, будучи сложенной пополам, однозначно навредит поясничному отделу позвоночника. Искренне надеюсь на то, что после прекращения действия принятого «допинга» вы попробуете поставить себя на мое место и придете к выводу, что даже плохой мир лучше хорошей войны. На этом все. Счастливо оставаться…
…В бассейн я приперся к девяти утра злым, как собака, разделся прямо на бортике, прыгнул в воду и поплыл брассом, вытягиваясь в струнку после каждого толчка ногами и скользя, пока хватало инерции. Увы, привычный способ отключения головы не помогал — я вспоминал беседу с Разумовской, ночные метания по городу в поисках ублюдочного Борисыча, отключившего телефон и куда-то умотавшего с очередной бабой, безуспешные попытки дозвониться до Горина, судя по завуалированным намекам охраны «Акинака», тоже свалившего с тусовки к одной из любовниц, и возвращение домой уже на рассвете. Кроме того, я ни на миг не забывал о том, что оставил Татьяну Павловну болтаться на перекладине почти пять часов назад, понимал, что надо вернуться и снять ее самостоятельно, но боялся, что мое появление выведет вражду на новый уровень. Вот и маялся, кляня себя последними словами за то, что поддался на очередные манипуляции «второго отца», вспоминал выжимки из его досье и ощущал себя дойной коровой, в кои веки увидевшей что-то кроме опостылевшего стойла.
Звонок телефона, намеренно оставленного на груде одежды, услышал во время очередного разворота. Доплыв до бортика и увидев фотографию Настены, некоторое время колебался, но все-таки принял вызов.
Как и следовало ожидать, единственный вопрос, заданный Кравцовой, касался моего морального состояния. А ее монолог, произнесенный после невразумительного ответа, был попыткой хоть чуточку расшевелить:
— Танька с Леркой умотали домой к Голиковым. За чем-то жизненно необходимым для вечернего общения с твоей американочкой. А я забрала весь остальной гарем и везу в «Сенатор» на твой «Гелике». Будем закупаться шмотьем для завтрашнего шоу для все той же Линды. В общем, мы на связи. Не теряй и не грусти.
Я пообещал, что постараюсь, оборвал звонок и вернулся к прерванному занятию. Только решил добавить нагрузки и перешел на кроль. Первые метров пятьсот особой разницы не ощущалось, но потом устоявшийся ритм дыхания, мелькание перед глазами квадратиков кафеля на дне и длинные выходы после переворотов начали убаюкивать, так что я не заметил, как проплыл «родную» полторашку. Потом сунулся было к телефону, чтобы невесть в который раз за последние несколько часов набрать Борисыча, но вспомнил о том, что временно остался без колес, и поплелся в сауну. Выжигать плохое настроение жаром.
Терпел до последнего. Все четыре захода. А между ними зависал в ледяной купели до замерзания. Увы, без толку. Так что на очередной звонок мобильника рванул практически бегом и ткнул в экран, даже не посмотрев, кому я понадобился. Впрочем, с последним определился с первой же фразой, произнесенной невидимым собеседником:
