людьми. А может быть, все погибнут. – Он произнес это с невероятным спокойствием. – Ну что? – Бэйл взглянул на меня с вызовом. – Еще несколько дней назад ты подумала бы, что идея жить в мире без мутантов не так уж плоха.
– Да что ты знаешь! – возмущенно набросилась я на него. Мне было так обидно – так обидно! – что Бэйл считал, будто у меня нет сердца и я не знаю сострадания. – Мою мать убили мутанты, ясно? Цюндеры. Они хладнокровно гнали ее на погибель, совершенно безобидную женщину, до которой им не было никакого дела. Они отняли ее у меня просто из желания убивать! А я выжила только потому, что какой-то бегун выступил против них и спас меня. Так что да, Бэлиан Треверс, защитник угнетенных, мир без мутантов звучал бы для меня просто божественно!
Пока я говорила, Бэйл отвел от меня взгляд, в котором снова была она – невероятная усталость.
Как же я ненавидела его таким! Он выглядел так, словно чувствовал себя виноватым. Но почему? Часть меня хотела просто обнять его, крепко прижать к себе и сказать, что мы преодолеем все, если только будем вместе. Что неважно, какие демоны в нем таятся, они никогда не смогут стать сильнее нас.
– Значит, он просто хочет вычеркнуть мутантов из уравнения, – в смятении пробормотал Гилберт, продолжая вращать карту по кругу.
– Совершенно точно. – Бэйл пренебрежительно фыркнул. – Я уверен, он рассказал другим руководителям, что таким образом сможет мгновенно остановить все очаги войны на земле. Словно люди не продолжат радостно ненавидеть друг друга, даже если чужаки вдруг исчезнут.
Гилберт сверкнул глазами.
– Но для начала ему бы поверили, – медленно выговорил он. – И, возможно, даже прославляли бы его.
В ответ на это Бэйл лишь мрачно кивнул.
Я потерла лоб тыльной стороной ладони. В висках билась тупая боль. Все это было для меня совершенно немыслимо и… и слишком пугающе.
– А как работает эта карта? – тихо спросила я.
Бэйл взглянул на меня с вызовом:
– Ты действительно хочешь знать, Барби?
«Да, – подумала я, а потом сразу же: – Нет». Но эта карта касалась и меня. Если все это было правдой и если, кроме меня и Бэйла, не было других бегунов во времени, то этой картой могли воспользоваться только мы. И кураториум сделает все, чтобы заставить нас это сделать.
У меня закружилась голова. Я только сейчас поняла, почему так негодовал Гилберт. Я действительно не могла оставаться здесь, если не хотела допустить исполнения этого абсолютно безумного плана.
– Да, – сказала я наконец, обращаясь к Бэйлу. – То есть… Я не понимаю, как вообще можно перенестись так далеко назад. Ведь в Санктуме ты сказал мне, что со временем все обстоит так же, как с пространством. Что невозможно произвольно искривить вихрь так далеко сквозь время. Прыжок на семьдесят девять лет – как это возможно?
– Это и невозможно, – сказал Бэйл. – Никто не сможет пережить такой прыжок.
– Но…
– Но совершить такой прыжок возможно.
С этими словами Бэйл встал и подошел ко мне. Он встал рядом и указал на несколько линий на карте, которые тянулись вниз из разных мест на Земле. Сначала на самые короткие, затем на те, которые опускались все ниже и ниже.
– Каждый прыжок ведет в прошлое все дальше. Всего десять прыжков, каждый длиной не более девяти лет. При этом они достаточно длинные, чтобы не приходилось совершать их слишком часто, но достаточно короткие, чтобы каждый из них можно было пережить.
Я наклонилась вперед. Затем, повторяя за Бэйлом, провела пальцем по первой линии, ведущей вниз от Нового Лондона.
– Но зачем для этого нужна карта? – спросила я. – Почему нельзя просто так прыгнуть назад?
Бэйл улыбнулся. Усталость исчезла из его взгляда, и теперь глаза его энергично блестели. Я не могла отрицать, как мне не хватало этого Бэйла – слегка безумного, немного одержимого Бэйла.
Он любил прыжки через вихри… несмотря ни на что. Я заметила, что и мое сердце билось сильнее при одной только мысли, что с их помощью я смогу переместиться так далеко, как не прыгал никто до меня.
– Тебе будет легче направить вихрь к месту, которое ты знаешь, верно? – спросил Бэйл.
Я кивнула, хотя мой опыт был очень ограничен. Но направить вихрь из Токио в Санктум мне удалось только потому, что я представила себе город.
– Точно так же дело обстоит со временем. Вихрь позволяет управлять собой, только если ты знаешь, куда его ведешь. Тебе нужно что-то вроде… якоря. Например, это могут быть воспоминания или какой-нибудь особый момент, который ты себе представляешь. Без такого якоря прыжок во времени может быстро стать опасным.
Его слова звучали так, словно он говорил о своем опыте. И тут мне стало ясно, что у Бэйла не было никого, кто научил бы его таким вещам. Возможно, он знал это потому, что постоянно учился на собственных ошибках.
Я вспомнила свой первый прыжок во времени.
– Но, – начала я, – ведь ты привел нас к моей вихревой гонке. Где же был твой якорь?
И тут Бэйл ухмыльнулся:
– У меня его не было. Это была ты. До этого я сказал тебе, куда хочу попасть. Все остальное исходило от тебя.
Что? Нет, это… это невозможно. Получается, что я управляла вихрем еще до того, как смогла его создать?
– Вы уже совершали прыжки в прошлое? – спросил Гилберт с явным недоверием в голосе. На какой-то момент я совершенно забыла, что он был здесь. – Элейн…
– Она намного талантливее, чем осознает, – сказал ему Бэйл. – Намного талантливее, чем был я в самом начале. Она не узнала об этом раньше, потому что не могла отключить свою голову.
Взгляд, которым на меня смотрел Бэйл, пробудил во мне тысячи мыслей и чувств, но я отмела их все. Вместо этого взглянула на карту. Я знала некоторые места, от которых отходили линии: Перу, Сидней, Гималаи… Некоторые располагались в пустоте… или в глубочайшем океане. Рядом с ними были указаны разные годы: 2093, 2084, 2075…
Я этого не понимала.
– Даже если для путешествия во времени необходимо воспоминание, то тогда можно перенестись лишь в свое собственное детство, не раньше.
Бэйл кивнул:
– Да, в этом-то и проблема. Вначале Хоторн отправил меня просто так, без какого-либо якоря. Я пытался управлять вихрями через время наугад, по наитию, но… ничего хорошего из этого не вышло.
Он слабо улыбнулся, и я сразу поняла, что перед его мысленным взором встают картины произошедшего тогда.
– Однако во время одного из своих прыжков я
