Конечно же, со временем отпечаток на платке ослабнет, а потом и вовсе исчезнет, но кроме этого, тысячнику нравилась и сама вышивка. Лесовичка по праву могла оправдать прозвище дикарки, ведь на ткани она вышила не розы или лилии, а самый что ни на есть настоящий чертополох. Разлапистый, гордо несущий свои соцветия, сорняк казался живым и даже на вид – колючим и упрямым. Несколько его стеблей были сломаны так, точно по нему конь прошёлся, но вышитое растение словно бы излучало упрямое упорство и всем своим видом показывало, что никакие невзгоды не в состоянии пригнуть его к земле, и Олдеру думалось, что между ним и колючим упрямством с вышивки есть нешуточное сходство… Его тоже ломали, и не раз, но он всегда вставал с колен и находил выход… Найдёт и теперь – ради Дари…
Тысячник знал, что одним из любимых ходов Владыки было вытребовать к себе, в качестве малолетнего чашника или иного слуги, любимого отпрыска того или иного аристократа. Ребёнок, находясь при князе, становился, по сути, заложником и мог погибнуть из-за любого проступка родителя: безразлично, явного или мнимого… Так уже бывало, и Олдер уже давно поклялся себе, что его Дари никогда не попадёт в руки к Арвигену, и именно поэтому даже не выказывал слишком явной приязни к сыну…
Проведя рукою по выпуклому рисунку, Олдер вновь спрятал платок и направился за слугой… Ещё через несколько поворотов и коридоров тысячник с сопровождающим вышли в один из обширных внутренних дворов княжеской твердыни и направились в сторону соколятни. Это можно было бы счесть доброй приметой – в окружении столь любимых им птиц Владыка редко выказывал свой гнев, но кто мог сказать, что на уме у князя Арвигена…
Войдя в помещение Олдер, завидя князя, преклонил колено и опустил голову.
– Моя жизнь принадлежит тебе и твоему роду, Владыка…
Это было традиционное приветствие, но Владыка не торопился с ответом. У Олдера уже затекло колено, а Арвиген, словно бы и не замечая склонившегося перед ним тысячника, продолжал беседовать с сокольничим о плохом пищеварении у одной из птиц… И лишь закончив этот, без сомнения, важный разговор, словно бы рассеянно заметил:
– Ты так быстро пришёл, Олдер из рода Остенов – я даже не ожидал… Встань… К чему церемонии…
Тысячник немедля воспользовался предоставленной ему возможностью, не забыв при этом мысленно фыркнуть: все слова, произнесённые Владыкой, – ложь. Арвиген наверняка продумал эту встречу до малейшего жеста и теперь привычно лицедействовал, а ему, Олдеру, оставалось лишь подчиняться…
Арвиген же, передав крупную самку ястреба слуге, слегка кивнул головою Олдеру, приглашая его тем самым следовать за собой, и двинулся вдоль устроенных для птиц клетей с насестами.
– Я слышал, в этом походе тебе пришлось столкнуться с множеством препятствий?
Услышав вопрос Владыки, Олдер чуть дёрнул плечом.
– Трудностей было не больше, чем в других кампаниях, Владыка…
Арвиген повернулся к тысячнику, уголки его бескровных губ поднялись в едва заметной усмешке…
– Мне нравится, что ты никогда не оправдываешься, Олдер… Другой бы на твоем месте – да хоть тот же Ревинар! – уже бы рассказывал мне о полученных им в сражении ранах, о коварстве крейговских лазутчиков, непроходимости тамошних болот и о том, что в Крейге неожиданно появились полководцы, которые смогли бросить ему вызов.
Лицо Олдера при последних словах Владыки осталось непроницаемым, но кулаки чуть заметно сжались. Уже донесли, расписав во всех подробностях… Мрази… А Арвиген, так и не дождавшись от Олдера ни единого слова, продолжил:
– На самом деле я хоть и сержусь, когда мои пожелания не выполняются, но понимаю, что любой мой воин имеет право на ошибку, ведь даже великолепно обученные соколы порою промахиваются во время охоты…
Произнеся это, Арвиген подозвал одного из сокольничих и, велев принести ему Стремительного, неспешно принялся осматривать поднесённого ему на перчатке сокола. Олдер же молча наблюдал за Владыкой, в который раз поражаясь тому впечатлению, которое Амэнский Владыка производил на большинство людей…
Ростом чуть пониже тысячника, с худой и словно бы ломкой фигурой, Арвиген со спины мог показаться гораздо моложе своего уже весьма почтенного возраста, тем более что его тусклые волосы, с уходом в столь нетипичную для амэнцев рыжину, почти не несли в себе седины. Но стоило князю повернуться к кому-либо лицом, как это наваждение рассеивалось без следа.
Крупные залысины не только делали зримо выше и без того немалый лоб князя, но ещё и подчёркивали его орлиный нос и надменно-хищные черты. Впечатление несколько портила по-старчески дряблая, покрытая коричневыми пятнами кожа, но всё это искупалось гипнотическим взглядом водянистых, почти бесцветных глаз… Лишённые всяческого выражения, равнодушные, словно бы у змеи, они вызывали у людей подспудный страх, но Олдер испытывал лишь настороженность и какую-то непонятную гадливость, которую ему с годами становилось всё труднее скрывать…
Между тем Арвиген, осмотрев и накормив птицу, вновь взглянул на Олдера и продолжил прерванный им же самим разговор:
– Единственное, чем ястребы и соколы отличаются от людей, так это тем, что неудача не ослабляет их, и я хочу знать, не сломала ли тебя твоя ошибка… Излови мне крейговского беркута, Олдер!
Услышав такой приказ, тысячник позволил себе удивиться. Вопросительно вскинул брови.
– Речь идёт о младшем Бжестрове, Владыка?
Арвиген ответил ему лёгкой усмешкой.
– Именно… Он поставил под сомнение нашу силу и должен поплатиться за это… Приведи его ко мне живьём, но, охотясь за молодым беркутом, помни, что мы пока не будем нарушать заключённый с Крейгом договор…
Пытаясь скрыть обуревающие его чувства, Олдер склонил голову.
– Сделаю всё по твоему слову, Владыка…
На этот раз Арвиген усмехнулся уже совсем явственно.
– С учётом того, как этот Бжестров повёл себя на переговорах, эта охота должна прийтись тебе по вкусу, Остен… И ещё, на поимку беркута я даю тебе четыре месяца, так что у тебя будет время повидаться с семьёй…
Олдер поднял голову, спокойно взглянул в змеиные глаза князя.
– Благодарю, Владыка… Но первым делом я проверю, как обстоят дела в имениях…
Глаза Арвигена чуть заметно прищурились.
– Ненадёжный управляющий?
Олдер пожал плечами:
– Любой управляющий надёжен лишь до тех пор, пока знает, что его счета могут проверить в любое мгновение, Владыка…
Арвиген согласно кивнул головой.
– Ты разумен, Олдер… Надеюсь, что через четыре месяца я вновь смогу назвать тебя своим лучшим военачальником! А теперь – ступай!
Выходя из соколятни, Олдер не смог сдержать облегчённого вздоха – Арвиген ни разу не упомянул о Дари, и это не могло не радовать, хотя полученное Олдером задание являлось отнюдь не простым. Но об этом тысячник решил поговорить не с Дорином, а с по-прежнему коптящим небо Ириндом. Старый вояка и теперь не утратил былой хватки, так что вполне сможет помочь ему парой советов, а ещё Иринд должен был купить для Дари подарок…
В отличие от Владыки, годы оказались к Иринду беспощадны: старый «Карающий» усох до невозможности и почти полностью облысел – похожие на пух волосы сохранились у Иринда лишь на затылке и возле ушей. Этот встопорщенный венчик вкупе с морщинистой шеей и оказались как раз теми штрихами, что придали отставному тысячнику полное и окончательное сходство со старым грифом: теперь лишь глаза под красноватыми веками остались у согнутого прожитыми годами Иринда прежними – внимательными, умными, с острым, проницательным взглядом…
Впрочем, характер и манеры бывшего «Карающего» тоже не претерпели особых изменений…
– Мог бы и ко мне сперва зайти, прежде чем к нашему Владыке дурным козлом переться… – Иринд начал привычно ворчать, едва Олдер, устроившись напротив своего давнего знакомца, упомянул о вызове к Арвигену. – Владыка наш хоть и считается непредсказуемым, в своих настроениях весьма логичен… И определить их можно по последним событиям в Милесте, так что я вполне мог тебя просветить…
Иринд перевёл дух и чуть покачал головой – по всему было видно, что он собирается прочесть своему давнему выкормышу ещё одно нравоучение, но, увидев мелькнувшую на губах Олдера невесёлую усмешку, Иринд решил отложить ворчание на потом и, прищурившись, спросил:
– Если я не разучился понимать твои гримасы, Олдер, то моё брюзжание несколько запоздало и всё обошлось?
– Как сказать… – Олдер не торопился с ответом. Глядя на то, как Иринд разливает по принесённым слугою стопкам васкан – распитие лендовского напитка за неспешным разговором уже давно стало у Иринда едва ли не ритуалом, – тысячник вспоминал совсем иные времена и иные разговоры… На какой-то миг время, казалось, изменило свой бег – прошедшие годы ухнули в никуда, и Олдеру почудилось, что он очутился в той самой, отмеченной взятием Реймета зиме и теперь беседует с Ириндом о Мартиаре Ирташе…
