не одобряется.
Девушка искоса смотрит на Петеана. В глазах ее пляшут искорки.
– А теперь признавайтесь, откуда были книги?
Петеан густо краснеет.
– Между прочим, скопировав, я отношу их обратно в университет!
Ветер из бухты осторожно касается туго заплетенной косы девушки, чистой косицы старика, гладит детей по мягким бязевым шапочкам.
Петеан встает у края веранды и смотрит в глубину бухты, где разворачивается и встает на якорь большой парусный корабль.
– Да, – говорит маг, – похоже, сроки исполняются. Смотри, доченька, – Колум вернулся.
– Кто такой Колум?
– Мой старший сын. Колум Навиген. Капитан Колум.
Девушка смотрит на корабль.
– Действительно. Как они пережили все это?.. Старшие дети?
– Один, как видишь, демонстративно не сходит с судна… И не пускает туда женщин. Другой защитился так же, как я защищаю младших… Он не взрослеет. Он то крутится при дворе, то шляется по университетам. За обоими, конечно, следят. Следили, по крайней мере, когда я видел их в последний раз.
Девушка зябко ежится.
– А когда… ваша жена была беременна – вы знали, что ждете близнецов?
– Мы ждали одного ребенка.
Девушка молча смотрит на старичка, ожидая продолжения.
– Все, что я могу предположить, – невесело говорит Петеан, – это то, что для них тоже уготована судьба. Дяди короля, которые никогда не ссорятся между собой… В Городе-на-Мосту ровно тринадцать сил, которыми руководят военные: семь флотов, три бригады пехоты, городская охрана, разведка и дворцовая гвардия. Не понимаете? Ах да. У каждого подразделения есть командир, назначаемый королем, и его заместитель, назначаемый самим командиром и равный ему по правам и ответственности. Итого двадцать шесть. Во все века военные грызутся между собой, перетягивая милости власти, как игрушки.
Девушка долго смотрит на мирно играющих малышей. Ближайший тянется за погремушкой, которую трясет его сосед. Сосед отдает погремушку и спокойно берет другую.
– Давайте-ка отведем детей в дом, – говорит она, – пора поить их молоком.
Ближе к вечеру тихий переулок перед домом Навигенов взрывается грохотом. Карета, еще карета, всадники, бесчисленное множество кричащих пеших – капитан Колум Навиген получил высочайшее позволение на посещение отца.
Он входит, огромный и шумный, его шляпа, брошенная на кухонный стол, занимает столешницу целиком. Он не ввел в дом ни единого человека из свиты.
– Привет, сестра, – небрежно кивает он девушке, стоящей в дверях библиотеки, поднимается по лестнице на второй этаж и кричит на ходу громовым голосом: – Отец! Отец, я женюсь!
Петеан выбегает на площадку и падает в объятия сына – как чижик в когти ястреба.
– Колум, Колум…
Капитан Навиген быстро говорит:
– Она какая-то племянница короля, миленькая, но совершеннейшая шельма… Я подмигнул ей пару раз, все остальное ее работа… Вокруг меня во дворце целая собачья свадьба, даже с тебя позволили снять завесу на пару часов. Отец, вы что, с ума сошли, девочка открыто живет в твоем доме и ухаживает за малышами… Я со своей принцессой оттяну внимание на себя, но это дня два-три, не больше. Где он?
– Я не знаю… – чуть не плачет Петеан.
– Сестренка, – кричит капитан Колум девушке, – распорядись, чтобы моей команде подхалимы дали выпить и закусить! Отличить просто – подхалимы те, которые в каретах. Жратва у них с собой.
Девушка спускается по лестнице, хмурясь и улыбаясь одновременно. Она больше не хромает – Петеан научил ее обращаться со станком, и она сама выточила себе толстую деревянную подошву – и приклеила ее к башмаку.
– Ничего, – бормочет она, – детей обиходить, ботинок починить, команду накормить. Проблемы решать по мере поступления. Я вам не кукла с ресницами…
К каретам она пробивается с решительностью, которая еще два дня назад поразила бы ее саму. Придворные недовольны тем, что приготовленные для семейного ужина яства раздаются толпе, но мало что могут противопоставить словам «Капитан распорядился, и не вам менять его распоряжения». Смуглый красавчик в расшитом кружевами камзоле, попытавшийся приобнять девушку, отскакивает и невольно морщится. Она ухмыляется, вспомнив, что у тяжелой обуви есть свои достоинства.
Мостовая возле дома и небольшой кусок набережной превращаются в пиршественный зал.
С каретных крыш под присмотром девушки снимают призывно булькающие бочонки и корзины с бутылками.
Через несколько минут, заполненных суетой и шумом, она стоит на ограждении высокой цветущей клумбы и внимательно оглядывает мужчин, группками сидящих – кто на ограждении набережной, кто прямо на мостовой, кто на корточках, кто на подстеленных камзолах – вокруг корзин с едой и выпивкой. Похоже, порядок.
Чьи-то руки ласково берут ее за талию и ставят на мостовую. Девушка сердито оборачивается и невольно хохочет.
Рядом с ней – парнишка лет пятнадцати; вытянувшийся во взрослый рост, но пока узкоплечий и хрупкий. На подбородке у него клочками пробивается что-то, что язык не поворачивается назвать бородой, на голове – не менее клочковатая прическа.
– Ты так рада меня видеть? – ломким юношеским баском спрашивает юноша.
– Ой, не могу… какой… димабилан, – смеется девушка.
– Кто? – Он немного сбит с толку.
По лицу девушки проплывает тень.
– Не знаю. Но смешно.
– Я рад, что тебе со мной весело. Слушай, милочка, выходи за меня замуж?
– У меня вчера родилась двоюродная сестра, – весело говорит девушка, – наверняка ты ей понравишься, если немножко повзрослеешь!
– Да нет, – говорит он, и лицо его вдруг перестает быть смешным. Наверное, из-за выражения глаз – словно изголодавшихся. – Я не шучу.
Несколько секунд они молча смотрят друг на друга.
– Извини, мальчик, – говорит девушка, – но я обещала другому.
– Кому?
– Я… не помню, – говорит она, – но это не важно. Важно, что я – его. Ты очень славный, прости.
– Ты от меня никуда не денешься, – с лисьей ухмылкой говорит юноша.
Девушка улыбается спокойной взрослой улыбкой и по-товарищески хлопает его по плечу.
– Все правильно делаешь, приятель. На кого другого – глядишь, и подействует.
Юноша смотрит на дом Петеана, машет рукой выходящему из дверей Колуму Навигену, ухмыляется снова и исчезает в толпе.
5. Работа
– Держи меня за руку, пожалуйста.
Качаю головой. Какое держи, когда пролежни обмыть надо.
Его голос едва слышен. Но мне ли привыкать.
– Не сейчас. Когда я буду умирать. Мне очень надо.
Я осторожно поворачиваю его на бок. Простыни в пятнах. Черная гангренозная жижа.
– Только не уходи, пока точно не умру. Я боюсь один. Я видеть тогда не стану, ты держи и говори. Я слышать тогда не стану, ты держи.
Он умный, ученый человек, Ринат Амиров. Куда образованней меня. Но сейчас он говорит не чище, чем испуганный лимитчик. Русский язык сползает с него, как мясо с костей. Тридцать лет назад он женился на москвичке. Двенадцать лет назад жена ушла. Он не женился снова.
Его некому забрать.
Я унесу грязное и приду назад. Успокаивающе глажу Рината по ногам, укрытым простынкой.
– Только вернись скорей, Алексеевна!
Всяк в коридоре шарахается в сторону. Простыни из-под Рината пахнут смертью.
Сестра-хозяйка отпирает передо мной дверь хозблока.
– Засовывай сразу в машинку, я запущу.
Она смотрит от двери.
– Алексеевна, сегодня ж не твоя смена?
Я молчу.
Она качает головой.
Я мою руки над облупленной ванной.
Кому объяснишь, что