убраться подальше от лошади. Когда я умру, она больше не будет связана договором. И ты станешь для нее добычей.
– Эй! – рявкнул Келлен, радуясь, что нашел новое применение для гнева и тревоги. – Я не собираюсь следовать плану, в котором ты умрешь!
Галл чуть скривился, и при желании в этой гримасе можно было разглядеть подобие улыбки.
– Боюсь, других планов у нас нет, – выдохнул он.
Келлен вскочил и принялся мерить остров шагами. Он сам не знал, отчего так расстроился. Ему ведь никогда особенно не нравился болотный всадник. Но в какой-то момент Галл перестал быть врагом. Он заслонял Келлена от вражеских клинков достаточно часто, чтобы превратиться в товарища. И сам Келлен со временем научился чуть лучше понимать Галла – его угрюмую сдержанность, вспышки неконтролируемого гнева, проблески мрачного юмора. Все зашло слишком далеко, чтобы Келлен воспринимал болотного всадника как монстра.
– Хватит уже! – огрызнулся он внезапно охрипшим голосом. – Есть у нас другие планы! Давай я… вытащу стрелу! Может, ты начнешь исцеляться, когда рябина не будет торчать у тебя из груди. Или умрешь, и твоя лошадь меня сожрет, но мы хотя бы попытаемся!
– Ужасная идея, – сказал Галл, но Келлену в его ответе послышался намек на усталое веселье.
– Тогда давай вместе отыщем помощь! – закричал Келлен. – Отправимся к границам Мари и найдем деревню или хутор. Попросим кого-нибудь тебя вылечить. Я тебя здесь не оставлю, даже не уговаривай!
Повисло молчание, а потом болотный всадник издал звук, который был чем-то средним между вздохом и рыком.
– Помоги мне забраться на лошадь, – сказал он.
* * *
Даже с учетом того, что лошадь легла на брюхо, им потребовалось немало времени и сил, чтобы вернуть Галла в седло. Следуя указаниям болотного всадника, Келлен обвязал его веревкой, сунул его ноги в стремена, а поводья обмотал вокруг рук. Потом Келлен тоже попытался забраться в седло, но болотная лошадь хищно оскалилась. Только после того, как Галл вымазал лоб Келлена собственной кровью, лошадь смирилась с тем, что седоков будет двое. Келлен устроился за Галлом, чтобы случайно не потревожить торчащее из его груди древко.
– Когда ты валялся без сознания, я боялся, что она тебя съест, – признался Келлен.
– Если я умру, – с тихой нежностью проговорил Галл, – она будет скорбеть на протяжении долгих столетий. Но… сперва, возможно, действительно меня съест.
Лошадь аккуратно спускалась по усыпанному корягами берегу, расставляя копыта так, что были видны перепонки. К великому облегчению Келлена, в воду она вошла по копыта и сперва медленно шлепала, только потом перейдя на рысь. Двигалась лошадь на удивление плавно: можно было подумать, что они плывут в лодке или качаются в колыбели.
Холодные брызги из-под копыт летели Келлену в лицо и вспыхивали радугами там, где их пронзали лучи солнца. Рысь сменилась галопом. Деревья проносились мимо, словно стаи хищников. Келлен держался за спину Галла, изо всех сил вцепившись в плащ из болотного шелка.
«Он ошибается насчет Неттл», – думал Келлен. Но все было без толку. Слова болотного всадника так и зудели в голове. Он ведь чувствовал, что над Неттл будто нависла тень, но убеждал себя, что все эти перепады настроения – лишь проявление ее характера. Неттл, всегда напряженная, заведенная, как пружина в часах. Неттл, которая вздрагивала и пряталась в темных закоулках своей души, стоило только упомянуть проклинателей. Потому что ненавидела их всем сердцем. Так ведь?
«Не может она быть проклинательницей! – вдруг осенило Келлена. – Иначе Расплетенные бы узнали. Они бы точно почуяли неладное!» Он воспрял было духом – и так же быстро пал. Как бы они заметили? Проклинатели несут на себе отпечаток Мари, но те, кто освободился от проклятия, тоже отмечены ею. Если бы душа Неттл пахла Марью, остальные Расплетенные ничего бы не заподозрили.
В голове Келлена закружились другие воспоминания. Вот Неттл впервые слышит об Освободителях и, побледнев от нахлынувших чувств, оседает в кресле. Неттл спрашивает Келлена, почему он доверяет Леоне, и говорит, что инспектор, возможно, лжет об Освободителях и у этой истории есть другая сторона… Вспомнил он и последнюю ссору с Неттл: ее тихий звенящий голос, то, как она избегала смотреть ему в глаза и почти умоляла не искать Освободителей. Неттл пыталась убедить его, что еще не поздно пойти на сделку с Эмметом. Переживала, что Галл может переубивать проклинателей…
«Ты не хуже меня знаешь, что за люди становятся проклинателями. Более того, ты знаешь лучше меня!»
Она тогда дернулась так, будто он ранил ее в самое сердце.
Солнце над головой у путников предприняло героическую, но безнадежную попытку атаковать армию черных туч. Враги одолели его числом и погасили яркое светило, раньше времени погрузив болота в угрюмые сумерки.
Деревья, проносившиеся мимо, росли все гуще и выглядели все причудливее. Их корни торчали из воды, словно каракули, нарисованные гигантскими детьми. Келлен заметил повисшего на ветке мертвого тюленя – вороны клевали его морду. Он невольно содрогнулся при мысли о том, какой силы шторм забросил несчастное животное так высоко. Погодите-ка. Шторм? Тюлень?
– Где мы? – спросил он.
Ответа не последовало. По спине Келлена пробежал холодок.
– Мы все еще двигаемся по направлению к солнцу! – закричал он. До этого Келлен был слишком погружен в свои печали, чтобы это заметить. – Так мы не выйдем из Мари! Куда мы скачем?
И вновь молчание. Галл даже головы не повернул в его сторону. «Может, он потерял сознание? – испуганно подумал Келлен. – Или вообще умер?» Он вспомнил, что сам привязал Галла к лошади. Так, может, все это время Келлен цеплялся за мертвого болотного всадника, лошадь которого давно уже ему не повиновалась?
– Галл! – завопил он и стукнул всадника по спине. – Ты меня слышишь?
Но Галл не ответил, и лошадь не замедлила шаг. Напротив, она поскакала быстрее под темнеющим небом, послушная инстинкту, который вел ее к морю.
* * *
Келлен кричал, пока не охрип. Ветер обжигал ему щеки, а одежда никак не могла просохнуть, все время намокая от брызг, летящих из-под копыт. Тело его онемело от холода, разум был одурманен сомнениями и измучен неизвестностью.
Келлен потерял счет времени, а когда очнулся, уже наступили настоящие сумерки. Галоп болотной лошади сменился рысью. Вода меж высоких, опутанных паутиной деревьев поднималась и опадала, как на морском побережье, медленно вздыхая: «Ш-ш-ш… Ха-а…» Лошадь перешла на шаг, а потом и вовсе остановилась. Она как-то не по-лошадиному засопела и дернула головой. Келлен с удивлением почувствовал, что она дрожит.
– Что такое? – шепотом спросил он и тут же подумал, как это глупо. Неужели
