он грубо вытолкнул меня в коридор и вывел через толстые деревянные двери во двор, где стояли крытые повозки.
Я успела увидеть спину Кинна, когда за ним захлопнулась дверь одной из повозок. Меня затолкнули в другую, и мы тронулись.
Куда нас везут? В Альвионе есть какая-то своя Башня Изгнания?
Сквозь зарешеченное окошко был виден кусочек неба да мелькали порой разноцветные дома. А потом я услышала гул.
Он нарастал, накатывал, словно огромная голодная волна. Гул голосов сотен человек.
Заплетающимся языком я спросила рослого стражника:
– Что происходит?
С мрачным удовлетворением он ответил:
– Вас пришли проводить.
– Нас… проводить?..
Воздух застрял у меня в легких.
Нас изгонят не на рассвете, а прямо сейчас, когда день начинает клониться к вечеру.
Наши повозки остановились у дальнего конца вымощенной белым лассником площади, где через водный канал был переброшен подъемный деревянный мост вместо разрушенного каменного. На той стороне виднелся щит, отделяющий остальной Альвион от Квартала Теней.
Когда нас с Кинном высадили, толпа взорвалась от крика так, что я вздрогнула. Неистовствуя, люди продолжали орать, и с тошнотоворной ясностью я вдруг поняла, что далеко не все вопли были полны ярости и злости – наоборот, многие явно выражали ликование.
Наше изгнание для этих людей – праздник.
Кроме стражи на площади находились два Карателя и пожилая Мать-Служительница. Тяжело ступая, она подошла к нам первой и, не говоря ни слова, благословила – сначала Кинна, потом, когда я сняла кепи, меня. И вздохнула, бросив взгляд в сторону Карателей:
– Будь их воля, они бы меня и вовсе не пустили. Но я слишком стара и упряма.
Мать-Служительница улыбнулась, показавшись на мгновение удивительно молодой. Потом ее взгляд потух.
– Вы такие же дети Серры и Иалона, как и все мы. А они относятся к вам как к зверью. Это невыносимо.
Она с грустью посмотрела на Кинна и его татуировку, потом задержала свой взгляд на мне, и внезапно глаза ее расширились.
– Ты… дремера?
Я кивнула.
– Ты… Как тебя зовут? Кто твои родители?
Мать-Служительница смотрела на меня в таком потрясении, что я растерялась. Но едва я собралась ответить, как к нам подошел один из Карателей.
– Матушка Алливия, пора.
Она словно очнулась и медленно покачала головой.
– Нет, не может быть. Видимо, я всё-таки слишком стара… – Потом она проговорила, словно прислушиваясь к далекому голосу: – Верное сердце всегда отыщет дорогу…
Каратель нетерпеливо кашлянул, и Мать-Служительница, бросив на меня короткий взгляд, под крики толпы прочитала над нами с Кинном молитву.
Наконец Каратели дали знак, и стражники перевели нас по мосту, под которым взволнованно плескались воды Рассны, к самой границе с Кварталом. Прозрачный щит казался плотным, а пространство за ним странно искажалось, так что было непонятно, что именно там находится.
Один из стражников сунул мне в руку металлическую фляжку и камешек, который я приняла сначала за крошку. В недоумении я подняла глаза на стражника.
– Его надо запить. Для тела безвреден, поможет пройти сквозь щит. – Он усмехнулся, словно прочитав мои мысли. – Но назад выйти не поможет, и не пытайтесь.
Я встретилась взглядом с Кинном: «Вместе». И одновременно мы запили каждый свой камень. В груди тут же возникло жжение.
Заглушая рев толпы, зазвенел колокол – переливчато, радостно.
Кинн взял меня за руку. И вдруг всё стало неважно.
В голове пронеслись слова Матери-Служительницы, и я вспомнила всю фразу: «Верное сердце всегда отыщет дорогу – дорогу к дому, дорогу к другому, дорогу к себе».
Куда бы ни привела меня сейчас эта дорога и что бы на ней ни встретилось, я чувствую, что она моя.
И вместе с Кинном я шагнула по этой дороге вперед.
