«Nichego, внученька. Простоим, продержимся! Ещё чуток, ещё самую малость…»
Спасибо, госпожа Старшая. Спасибо, Анея Вольховна, – никак не приучусь по имени-otchestvu звать.
Тени со всего размаха бросились на ждущие их шипы, и каждая из них, валясь, обламывала пронзивший её, унося с собой. Голова у Молли плыла и кружилась, она отмахивалась и отбивалась, стараясь насадить, нанизать тёмный силуэт на сотканное из её собственного света копьё.
Почему-то им было очень важно одолеть её, этим теням. Её одну.
…Она не знала, не видела, но видели её друзья и видел Медведь – как широко раскинулись ветви сказочного деревца, протянулись от стены и до стены, закрывая Всеслава, Таньшу, Яринку, мальчишку-имперца и даже бледного лорда Спенсера сплошным шатром, и куда бы ни сунулись тени, всюду их встречала сплошная щетина шипов – словно выставленные штыки.
Однако сам свет деревца вдруг начал угасать, меркнуть, затуманиваться. И одновременно из самой сердцевины ствола он начинал литься ещё ярче, слепяще, испепеляюще.
Вновь крикнула Ярина, но Всеслав уже и сам знал, что творится.
Тень одолевала. Никому не заполнить голодную бездну, но…
Одно движение, и могучий Медведь оказался рядом со светящимся стволом, рядом с паутиной вросших в нагой камень корней.
Оттянуть на себя хоть немного того гибельного огня, что не поможет, а лишь только спалит так, что и пепла не останется.
Всеслав не знал, «как надо». Ни Предслава, ни Добронега, ни даже сама Анея Вольховна никогда их с сестрой этому не учили. Он просто подпёр могучим медвежьим плечом гнущийся под напором теней ствол, тёплый и шелковистый на ощупь – ибо тени, даже пронзённые шипами, не умирали, не распадались, они словно таяли, а потом возникали вновь. В их тёмных плащах Всеслав замечал прорехи, вокруг которых расплывались светлые пятна, точно кровь; однако они даже не думали отступать.
И жадно сосали, жадно втягивали в себя силу Молли, даже получив насквозь пронзающий удар.
Мало! Мало этого – просто плечо подставлять!
Медведь сорвался с места, низко нагибая голову, и ударил, как умел, всей массой. Ни Ярина, ни даже Таньша и крикнуть не успели, а Всеслав уже ворвался в хоровод теней, пробил его насквозь – словно рухнул, ломая лёд, в зимнюю реку.
Текучая вода подо льдом теплее морозного воздуха, но жизнь из человека высасывает в считаные мгновения. Ну, не мгновения, но очень, очень быстро. И даже они, оборотни, долго в ней не выдержат.
Но пока они выдерживают…
Когтистые лапы рвали заметавшиеся тени. Измораживающий холод стремительно охватывал Медведя, поднимался выше, к плечам; шкура покрывалась иглами острого льда, он с хрустом ломался и падал, пока ещё падал.
Но то, что делало его не просто человеком, но оборотнем, то сражалось упрямо и непреклонно.
И ещё – рядом была она, Молли, рыжая девчонка, отобравшая «покой и сон», как посмеивалась сестра. Всеслав не видел её, утонувшую в огненном сиянии, поднявшемся дивным, всех защищающимся древом.
Тени разлетались перед ним, когти рвали их, словно тонкое сукно; обрывки отползали, окончательно их было не убить.
…Рано или поздно мы устанем, рано или поздно выбьемся из сил…
Он старался не отдаляться от деревца. Рядом с ним было легче справляться со сковывающим ледяным панцирем. Наверное, ему повезло, потому что тени почти не обращали на него внимания. Их интересовала Молли, только и исключительно она.
И чем дольше сражался Медведь рядом с ней, тем яснее, тем отчётливее ощущал её, утонувшую в яростном сиянии, отражающую натиск тёмной пустоты.
Чувствовал, как бьётся её сердце, – да не одно, два! Целых два сердца – кто-то очень сильный помогал им сейчас, и могла это быть только Анея Вольховна.
Где-то совсем близко она, старая чародейка!
Серой молнией метнулась Волка, оттолкнула, встала рядом.
Однако даже оборотни не могли справиться с бестелесным врагом. Сдерживали его, но и только.
…Таньша, Всеслав. Милые мои – оборотни бились рядом с ней, и силы прибавлялось. Но недаром тогда, под Чёрной Горой госпожа Старшая тоже всего лишь остановила этого врага, остановила, но не победила.
Да и как ты победишь тень, пустоту, отсутствие? Бездну можно наполнить, но как наполнить не имеющее дна?
Казалось, ни одна из сторон не может взять верх. Молли и оборотни упрямо отбивались, тёмные тени налетали и вновь отползали, изорванные и пронзённые, словно пустые плащи.
Два сердца в груди, щедро поделилась с ней госпожа Старшая, одна беда – не может головы своей приставить, не может сказать, что делать.
Сама решай, Моллинэр Эвергрин! Долго тебе так не простоять даже и с двумя сердцами в груди.
Ну, идите сюда, вы все – она широко раскинула руки-ветки, словно приглашая. Идите сюда, вот ваш шанс.
Тени послушно качнулись вперёд – странные они всё-таки: в чём-то и разумные, и хитрые, а в чём-то – поистине словно голодные бродячие псы.
Тёмный прилив нахлынул, волна жадной пустоты грозила вот-вот захлестнуть, светящееся древо грозило вот-вот исчезнуть, а за спинами одолевающей нечисти, кем бы она ни была, из тьмы выступало совершенно иное существо.
Молли ощутила его мгновенно. Смутное, слабое, рассеянное – собралось вместе, слилось воедино, воплотилось, едва она позвала к себе.
Ему не терпелось.
Существо напоминало громадного нетопыря, исполинскую летучую мышь. Конечно, это была лишь видимость, и под наспех напяленной маской Молли ощущала совершенно иную сущность, куда более чуждую, чем даже Зверь Земли. И была она…
Молли ощущала угрозу – и пустоту, даже нет, не просто пустоту – бездну. Зверь Земли казался ей грозным и могучим, а эта бездна, поглощающая всё, пугала почти до судорог.
Бездна, жадно, алчно собирающая то, что остаётся от магии.
То, что остаётся от магии.
Время замерло.
Куда девается та самая «сила» после того, как она потрачена? Обращается во что-то иное, верно? Дрова жарко пылают в очаге, пляшет пламя, даруя тепло и свет, – но всегда остаётся зола.
Она не думала об этом. Мимоходом упоминала об этом как-то госпожа Старшая – да уж больно спешила о другом, куда более важном тогда рассказать.
Остаётся что-то от использованной магии. И должна эта зола куда-то деваться. Кто-то должен чистить камины и трубы. Кто-то должен улавливать раскатывающееся эхо магии, должен прибирать остатки магии «дикой», Зверями не упорядоченной.
И, похоже, этот кто-то очень-очень не любил свою работу. Жадно искал в золе хоть крошечный живой уголёк, хоть крупицу яркого огня. Огня, понятное дело, не простого – магического.
