Матерь со свитой спокойно шли прямо к оскверненному алтарю, а туманные змеи, расступаясь перед ними, тут же свивались в клубки, яростно шипели, тянулись к кувшину, но Ольжана даже не смотрела на них. Дойдя до алтаря, она стала лить на него темную, уже начавшую сворачиваться кровь, но алые капли растворялись в воздухе, так и не достигнув поверхности.
Демон же вздрогнул и открыл глаза – ярко-голубые, с узким вертикальным зрачком:
– Зачем побес-с-с-спокоила? – Тихий голос твари почти слился со змеиным шипением вокруг, но уже в следующий миг стал громче, зазвучав, казалось, со всех сторон. – Дурная кровь – несвежая, животная… Как ты посмела потревожить меня ею!
– Будет и людская, но позже. – Матерь казалась невозмутимой, хотя сопровождавшие ее жрицы, услышав разгневанное шипение демона, тут же сделали шаг назад. – Вначале услуга.
– Ты с-с-смеешь торговаться, с-с-смертная! – Девичье личико твари исказила животная, нечеловеческая злоба, а из-под искривленных гримасою розовых губ демона показались длинные, изогнутые клыки. – Думаешь, я не понимаю, отчего ты медлиш-ш-шь с исполнением условий? Уже более двух лет держишь меня здесь, не давая достаточно пищ-щ-щ-щи для того, чтобы я окончательно обрела тело, и меня с-с-сердит эта игра! Более не получишь ни капли с-с-силы!
– Сейчас не Темные времена – я не могу швырять тебе столько человечины, сколько ты пожелаешь, к тому же ранее ты не пренебрегала животной кровью. – Хмурясь, Ольжана, потянув за цепочку, достала из-за пазухи золотую пластину с вытравленными на ней линиями не то паутины, не то какого-то особо хитрого лабиринта и показала изображение твари, но та лишь зашипела еще громче и злее:
– Кровь животных могла насытить меня лишь вначале, но теперь она непригодна. Это известно тебе так же хорошо, как и мне!.. Убирайс-с-ся!
– Я чту установленные в незапамятные времена правила и заклинаю тебя чёрной кровью Древнейших – повинуйся! – Матерь не собиралась отступать от своих требований, но и уверенности в силе заклятий у неё не было – дрогнувший на последних словах голос выдал Ольжану с головой, а тварь вместо того, чтобы повиноваться, выразительно облизнула губы черным раздвоенным языком и прикрыла глаза. Намёк был столь выразительным, что мне, наблюдающей за этим чудовищным торгом, стало ясно – демон не уступит, а значит, кто-то из сопровождающих Ольжану жриц сейчас доживает последние мгновения…
Матерь же, наградив заупрямившуюся тварь гневным взглядом, неожиданно громко щёлкнула пальцами, и Лариния тут же скользнула за спину своей товарки. Удар выхваченного из складок одеяния кинжала пришелся точно в ямку над левой ключицей так и не успевшей обернуться жрицы, а я поспешно зажала рот шарахнувшейся было от решетки Мирны. Послушница, заходясь беззвучным криком, забилась в моих руках обезумевшей птицей, и я, волоча за собой девчушку, поспешила укрыться в спасительной тьме приведшего нас сюда коридора – мы и так увидели слишком много…
Из подземелья удалось выбраться нескоро – едва мы дошли до развилки, как у дрожащей, словно в лихорадке, Мирны подкосились ноги, и она села прямо на покрытый осклизлой грязью пол и, закрыв лицо руками, тихо завыла. Не думая о том, как это будет истолковано, я присела на корточки рядом с послушницей и, обняв ее за плечи, прижала к себе, огладила волосы. После этой непритязательной ласки жалобный скулеж Мирны перешел в рыдания – приникнув к моему плечу, девчушка щедро орошала его слезами, а я шептала ей что-то бессмысленно-успокоительное, хотя мне и самой было впору сесть рядом с послушницей и завыть, подобно плакальщице. Из-за увиденного в святилище дрожали руки, а в голове было совершенно пусто – я просто не знала, что делать…
Засевший под сердцем ледяною иглою страх требовал немедля покинуть Мэлдин и бежать из проклятого святилища без оглядки, а память услужливо подсказывала, что дежурящая сегодня у въездных ворот жрица сильно кашляла во время обеда – она наверняка не откажется от согревающего отвара, и усыпить ее будет проще простого… Вот только бежать сломя голову мне было нельзя – ничего путного из этого не выйдет.
Матерь Ольжана наверняка постарается сберечь свою тайну – неизвестно, какая потусторонняя жуть отправится по нашим с Мирной следам, но даже если от погони получится укрыться в каком-либо ином святилище, остается засевшая в самом сердце Мэлдина Аркосская Тварь. Демон в храме Милостивой, смерть, вызванная в наш мир теми, кто должен сберегать жизнь, – пока мы с Мирной пройдем очистительные обряды, пока нам поверят, пока отправят письмо Высшим, скликая на Совет, дабы покарать отступниц, пройдет немало времени. За оставшийся срок Ольжана вполне может накормить тварь досыта – так, что она полностью обретет и плоть, и силу: сейчас Матери выгодно держать демона в подчинении, но, пытаясь защититься от кары Совета, она вполне может дать твари требуемое – и кто тогда остановит отродье подземелий? Кому эта борьба окажется по силам?.. Разве что Ярым Ловчим…
Вспомнив об Охоте, я немного успокоилась – это была хоть и маленькая, но все же зацепка, и хотя мне неведом способ призыва Ловчих, привлечь внимание Седобородого к Мэлдинским делам вполне возможно. Только сделать это надо теперь – пока не стало еще слишком поздно… Ну а если Хозяин Троп окажется глух к мольбам, придется действовать на собственный страх и риск – покуда демон не обрел плоть до конца, он был уязвим…
Пока я раздумывала, слезы Мирны потихоньку сошли на нет – теперь послушница не захлебывалась рыданиями, а лишь изредка всхлипывала. Решив, что большую часть своего отчаяния девчушка выплакала, я, взглянув на еще дающий слабый свет каганец, осторожно огладила ее косы:
– Послушай меня, Мирна. Просто сбежать, оставив здесь все, как есть, нельзя – эта тварь не должна войти в силу. Сделаем так – я напишу письмо служительницам в Дельконе и Римлоне, а затем помогу тебе с сестрой выскользнуть отсюда. Возьмете мою лошадь, деньги и доберитесь хотя бы до Римлона – это небольшое святилище, но оно ближе всего к Мэлдину. Мое письмо и свидетельство должны будут открыть тамошним жрицам глаза, но если почувствуешь неладное, уходи в Делькону. Эти жрицы не выдадут вас с сестрой ни демону, ни совету…
– А ты? – Послушница отстранилась, пытаясь рассмотреть в тусклом свете каганца мое лицо, и я кожей ощутила исходящее от нее беспокойство. – Ты останешься?
– Да. Попытаюсь остановить творящееся здесь безумие. – Похоже, моя речь прозвучала недостаточно убедительно, потому что Мирна снова всхлипнула.
– Ничего не получится. Демона уже пыталась сжечь та жрица, что рассказала мне о ритуале… Тварь убила ее.
– Успокойся. Я не стану играть с огнем, а попытаюсь призвать Седобородого – кому, как не Хозяину Троп, ведомо, как уничтожить подобного демона.
Услышав такой ответ, Мирна притихла и опустила голову. Некоторое время она молчала – лишь теребила исхудалыми пальцами складки платья, а потом вздохнула.
– Я не покину Мэлдин до тех пор, пока не буду знать, что Седобородый ответил на твой призыв.
Услыхав такое решение, я опешила:
– А как же твоя сестра?
Губы послушницы дрогнули:
– Она очень умная девочка, и если лошадь смирная, вполне с ней совладает, да и письмо не потеряет.
Я в ответ лишь покачала головой:
– Верю, но ребенку все одно опасно ездить по дорогам в одиночку.
– Если другого выхода не будет… – Мирна вскинула голову, и я удивилась тому, как разом отвердело и повзрослело ее лицо, – сестра справится и сама, а я уже и так слишком виновата перед Маликой. Вначале я не решилась помочь Райне поджечь Нижний храм, потом со страху уступила Ларинии… Я устала бояться, жрица.
– Пусть так. – Не вдаваясь в дальнейшие подробности, я поднялась с пола и помогла встать послушнице. Ее вина и слабость не казались мне такими большими, как мнились ей самой, но и разубеждать принявшую очень непростое решение Мирну я не стала. Оно было важным именно для нее, и не мне было судить о его разумности.
Условившись о следующей встрече, мы добрались до входа в потайной коридор и разошлись в разные стороны. Оставалось только молиться, чтобы наше с послушницей отсутствие не было замечено Мэлдинскими служительницами.
Несмотря на более чем неспокойную ночь, проспала я не более двух часов – едва взошедшее солнце застало меня уже на ногах. Вымывшись прохладной водой, я переплела косу и, переодевшись во все чистое, еще раз проверила свои травяные припасы. Это занятие навело на одну мысль, и я, решив, что нашла достойную причину для того, чтобы на время выбраться за стены Мэлдина, отправилась к Матери Ольжане.
В этот раз Хозяйка храма встретила меня неласково – хотя на столе перед ней уже исходил паром свежий отвар и стояла миска со сдобой, волосы Ольжаны не были убраны под покрывало и спутанными прядями падали на плечи и спину, а лицо Матери казалось опухшим и постаревшим. Мешки под глазами и отливающая нездоровой желтизной кожа довершали картину, и я сочла вполне естественным после приветствия тут же справиться о здоровье Хозяйки Мэлдина. Мне ответили вялым кивком и утверждением, что все в порядке, лениво выслушали мою просьбу и тут же недовольно скривились:
