удивление спокойной и даже сонливой в последние дни, но Бригитт, кажется, не хотела никому давать покоя, то и дело отпускала колкости то одной, то другой беременной. На пустом месте находя повод, чтобы упрекнуть. На просьбы Волкова прекратить злить беременных баб отвечала: «Конечно, господин, как пожелаете». И тут же, через минуту начинала новую свару, прицепившись к испачканной скатерти. Даже монахиня ее не могла утихомирить. Мать Амелия только сказала тяжко вздыхающему Волкову как-то после завтрака:
– Уж сотворите ей чадо, а не то так и будет на всех кидаться, как собака, не остановится.
* * *
Как-то в простой день он и Увалень сбежали из дома после завтрака и были у амбаров. Кавалер говорил с Бруно о делах: о деньгах, о телегах, о дорогах – и на свежем ветру от реки продрог. Домой ехать Волкову не хотелось, а захотелось посидеть в кабаке. Кавалер редко его посещал, хотя со слов офицеров кабак был чист сам, и посуда в нем чиста, и повара неплохи. И вот как он подъехал к трактиру, так с удивлением отметил, что все вокруг заставлено возками да телегами. Кавалер и не знал, что его захолустье так популярно. Он, конечно, видел много разного неместного люда в последнее время в своей земле, но не знал, что его тут так много. А среди всех купеческих телег, повозок и бричек выделялась размером большая обозная телега с полотняным верхом и с еще не выпряженными из нее меринами. Не его телега, не его мерины. Добрые люди? У него здесь? Откуда? Чего ищут?
Волков вошел в зал, переполненный так, что столов свободных не было, – и это днем. Кабатчик сразу кинулся к нему.
– Николай-угодник, гость-то к нам какой пожаловал! Господин, я сейчас стол вам найду.
– Погоди, – остановил его кавалер, оглядывая помещение. – Там солдатский воз стоит, где хозяева?
– А так вон они, – указал кабатчик, – пять солдат и корпорал с ними.
Так и было, за одним столом сидели добрые люди, таких и в простом платье сразу узнаешь, тем более что помимо простого платья все были в стеганках или бригантинах и при железе.
Волков с Увальнем, а за ними и трактирщик направились к солдатам, и, подойдя, Волков спросил без грубости:
– Я господин Эшбахта, а вы, братья-солдаты, кто такие и что тут делаете?
– Корпорал Хёйнц и мои люди, – сразу встал и ответил старший. – Мы из Ланна.
– Рад видеть людей из Ланна. Так зачем приехали?
– Нас нанял в охрану купец Коэн, чтобы мы его самого и его товары сюда довезли в сохранности.
– Купец Коэн, купец Коэн… – в задумчивости повторял кавалер. – Не жид ли это из Ланна, которого кличут Наумом?
– Именно, господин, и ехал он к вам.
– А что за товар вез?
– Нам о том не говорили, с ним еще люди были, но верхом. Они все к вам на двор поехали, нам велели тут ждать, но покоев пока не снимать. Может, сегодня и обратно отправимся, – говорил корпорал Хёйнц.
– Господин, я вам стол освободил, – напомнил о себе трактирщик.
– После, – задумчиво отвечал кавалер и пошел к выходу, на ходу размышляя, зачем он понадобился ловкому старому жиду. Неужто из-за имперского векселя, что все еще лежал у кавалера в сундуке?
Во дворе его дома стояли карета и оседланные чужие лошади с чужими людьми. Карета эта некогда была просто роскошной, но истрепалась от времени, хотя оставалась еще крепка.
Волков бросил поводья Увальню, а сам вошел в дом.
За его столом сидел он, тот самый неприятный жид, которого Волков знал по Ланну. Рядом с ним разместилась Бригитт на правах принимающей хозяйки, перед гостем стоял дорогой бокал.
– А вот и он, наш герой, – сказал Наум Коэн, увидав входящего Волкова. – Все еще бодр и крепок. Рад вас видеть, кавалер, слава о вас доходит до нас в Ланне.
– Не могу сказать, что рад видеть тебя, жид, – заметил Волков, скидывая шубу девке-служанке и стягивая перчатки. – В доме рыцаря божьего не радуются семени Моисееву. Но раз уж пришел… Коли голоден ты, испытываешь жажду, напою и накормлю. Коли у тебя нет денег на кров, велю трактирщику принять тебя бесплатно. Свою крышу тебе не предоставлю.
– Нет-нет, друг мой, нет, я не голоден, а это ангельское существо, – Наум Коэн поклонился Бригитт, – утолило мою жажду.
– Садись, – сказал кавалер, усаживаясь в свое кресло. – Думаю, ты не просто так ехал ко мне три дня, у тебя есть ко мне дело.
Бригитт подошла, подложила ему под локоть подушку и маленький пуфик поставила под больную ногу.
– Ангел, сущий ангел! – умилился гость, медленно садясь на место. – Где вы только находите таких, кавалер. Помню прошлого вашего ангела, ту, что была белокура.
Он и раньше был стар, а тут, кажется, первые прикосновения дряхлости в лике его уже отпечатывались.
– С ней все в порядке, – сухо отвел Волков. – По какому делу ты приехал, жид?
Вместо ответа Наум Коэн поднял два пальца вверх. Один из трех человек, сидевших на лавке у стены, там, где обычно размещались Увалень или Максимилиан, встал. Это был великан, он взял огромный мешок, что стоял у его ног, и, молча подойдя к столу, положил перед Волковым. В мешке явно звенели деньги. И было их, судя по мешку, очень, очень много, так как даже для такого великана ноша оказалась нелегка.
– Так звенит не серебро, – заметил кавалер.
– Это золото, друг мой, золото.
– Ты приехал похвастаться своим богатством, жид?
– Нет, это все вам. – Наум Коэн не улыбался, он был абсолютно серьезен.
Волков молчал. «Тысяча монет? Не меньше. Даже у этого здоровяка рука тряслась, когда он держал мешок. А что же нужно жиду? Вексель? Так он стоит в тридцать раз дешевле. Что же нужно этому старому хитрецу?»
– Наверное, гадаете, что мне от вас нужно, друг мой? – все так же серьезно спрашивал гость.
– Да уж хотелось бы узнать. В твоих летах по три дня скакать по зимним дорогам, таская с собой столько золота, от праздности не будешь. Видно, нужда тебя привела крепкая.
– Нужда, нужда, – соглашался Коэн. – Верно говорите, верно.
– Ну так говори, что за нужда, и покончим с делом.
– Девять купеческих гильдий, гильдия Ланна, гильдия Фринланда, гильдия Фёренбурга, гильдия Вильбурга… – медленно перечислял гость.
– Ясно-ясно, девять гильдий, и что?.. – перебил его кавалер. – Что им нужно от меня?
– Да-да, вот… Значит, девять гильдий собрали деньги, чтобы нанять войска и разбить мужицкую армию, что разбойничает между рек Эрзе и Линау, остановив всю торговлю юга с севером в этом месте.
– А может, богобоязненному
