Артём Рыбаков - Ликвидаторы времени

Как раз в этот момент из динамика рации раздалось:

— Арт вызывает Фермера!

Александр взмахом руки отпустил подчинённых и ответил:

— Фермер в канале.

Когда мы выехали с хутора на просёлок я, пребывая в отличном расположении духа, стал напевать себе под нос какую-то песенку. А что мне было не петь-то? «Языков» взяли, немцам бяку сделали, машину надыбали да ещё и съестными припасами разжились — как там Карабас Барабас говорил: «Это просто праздник какой-то!» Правда, я не обратил бы на это никакого внимания, если бы Трошин, ехавший вместе с пленными сзади, громко не спросил меня:

— Антон, а что это ты поёшь?

— Извини, что оскорбил твой музыкальный слух своим скрипучим голосом! — отшутился я.

— Нет, моему слуху после гаубиц ничего не страшно, а вот офицер что-то нервничает.

Я задумался и воспроизвёл уже в полный голос, то что напевал:

«Чёрт, любовь к немецкому «металлу» меня как-нибудь под монастырь подведёт!» — только и подумал я, обернувшись и увидев испуганные глаза немецкого интенданта. Правда, игру в гляделки практически тут же пришлось прекратить, так как машина влетела колесом в рытвину, да так, что руль чуть не вырвало у меня из рук.

— Хорошо, петь не буду! — бросил я через плечо, — Хотя, может, у него абсолютный музыкальный слух, вот и нервничает, когда я фальшивлю.

Спустя некоторое время, когда мы уже въехали в лес и, свернув в чащу, остановились, Слава вылез из машины и сказал:

— А я и не знал, что ты так хорошо немецкий знаешь. Вон, даже песни поёшь…

— Чтобы песни петь — язык не обязательно знать. Ритм, слова… Я даже не всегда понимаю, о чём пою.

— Как это так? — удивился Трошин.

— Элементарно! То есть о чём пою, примерно представляю, но чтобы художественно на бумаге изложить, да чтоб на стихи похоже получилось — тут, брат, талант нужон.

— А, — понимающе протянул он.

— Ладно, хорош лясы точить, сейчас наших предупрежу, а ты давай «пешеходов» иди встречай.

Разделившись, мы двинулись каждый в свою сторону: я поехал к базе, а Слава скрылся в лесу.

Когда я был метрах в ста от предполагаемого местонахождения базы, из кустов донеслось:

— Стой! Двадцать восемь.

Я притормозил, хотя и так тащился с поистине черепашьей скоростью и ответил

— Двенадцать.

— Проезжайте, товарищ старший лейтенант, — ответили мне из кустов и добавили уже вдогон, — Поздравляем с «языком»!

Командир вышел из-за грузовика, как только я заглушил мотор. Подошел и, не дав мне даже начать рапорт, радостно приобнял за плечи:

— Молодец, Тоха! На ловца и зверь бежит!

— Сань, а мы ещё и продуктов привезли…

— Это тоже хорошо… Пойдём, что ли твоего интенданта поспрошаем?

— Вы с Аликом идите, я то вам зачем? А пока вы там майора будете плющить, я его переводчика попытаю. Время заодно съэкономим.

— Неплохая мысль, только вот список вопросов давай, согласуем, — одобрил мою идею командир. — Ещё какие-нибудь идеи есть, чтоб потом не отвлекаться?

— Ага, я с местным старостой скорешился. Договорились, что он совхозное стадо с ферм угонит и людям раздаст.

— Хм, наш пострел везде поспел? — с непонятным выражением на лице пробормотал Саня. — Ещё что-нибудь?

— А староста предложил налёт на элеватор сделать — его только пара полицаев сторожит.

— Ну, и на кой нам это? Только светится зазря!

— Так нам то опасности практически никакой — всё одно сегодня вечером отсюда ноги сделаем.

— А польза какая?

— Много от этого пользы. Сам посуди: немцев без зерна оставим — это раз, народу от голода пухнуть не дадим — это два, пару полицаев к ногтю — это три…

— Стой, стой, стой… Развоевался тут, понимаешь. Вот мужиков дождёмся и тогда решим. Иди, пока продукты Емельяну сдай.

Поскольку мешки с продуктами мы разместили на переднем сиденье машины, то вытащить унтера-переводчика, не выполнив приказ командира, было сложновато. К моей удаче мимо проходил лейтенант Скороспелый с охапкой сушняка.

— Товарищ лейтенант, — окликнул я его, — Вы не на кухню, часом?

— Да, туда.

— Будьте добры, приведите сюда сержанта Несвидова.

Через пару минут лейтенант вернулся вместе с Емельяном.

— Товарищ сержант, принимайте продукты! — весело поприветствовал я нашего старшину.

— И что там, товарищ старший лейтенант? — невзирая на всё больше входящие в обиход «боевые прозвища», Несвидов строго придерживался в общении с нами устава.

— Не знаю, времени заглядывать не было…

Емельян укоризненно покачал головой:

— Товарищ лейтенант, помогите донести, пожалуйста! — попросил он контуженого танкиста.

— Отставить! — вмешался я, — Вы, лейтенант, лучше пока пленных посторожите, а я сержанту помогу, а то, насколько я помню, вам ещё напрягаться вредно… — и с этими словами я подхватил один из мешков.

Когда мы дошли до кухни, Емельян развязал тесёмку и вывалил содержимое первого мешка на расстеленный брезент.

Неплохо, однако! Староста расщедрился на пару кусков окорока или бекона, завёрнутых в промасленную бумагу и испускающих одуряющий аромат, несколько кругов домашней колбасы и здоровенный, граммов на восемьсот, кусок сливочного масла. Наш старшина даже присвистнул, увидев это богатство.

— Это вы знатно поторговали, товарищ старший лейтенант! На что сменяли? — теперь в его голосе сквозило нешуточное уважение.

— На стадо в полсотни голов…

— А где ж вы стадо-то добыли?

Вдаваться в подробности продуктово-финансовой махинации мне сейчас не хотелось, поэтому я ответил просто:

— Извини, Емельян, времени сейчас совершенно нет. Вечерком расскажу, лады? — и пошёл к машине, в которой томились мои языки.

19 июля 1941 года. Москва. Улица Дзержинского.

— Вы действительно в этом уверены, Борис Михайлович?

— Да, Павел Анатольевич.

— Присаживайтесь, поговорим, — и старший майор указал рукой на один из стульев.

В свою очередь сев в кресло, он продолжил:

— А на чём основывается ваша уверенность?

— Понимаете, Павел Анатольевич, когда вы мне поручили заняться этим делом, то первое, над чем я стал думать это то, зачем они передавали кому-то привет?