И так уж случилось, что первым испытавшим его лекарское искусство стал его недавний соперник на фехтовальном поединке. Буквально через пару дней в отведенную под лекарню избушку заглянул сам господин полковник. Бегло осмотрев импровизированный лазарет, Федор, несколько смущенно признался доктору, что страдает от болей в подмышке.
– Что? – разумеется, ничего не понял из сказанного Вацлав.
– Да как же тебе объяснить-то? – озадаченно хмыкнул Панин и жестами показал, где именно у него приключилась хворь.
– Надеюсь, это не есть последствие нашего упражнения? – глубокомысленно заметил чех.
– Видишь какое дело, – продолжил объяснять пациент. – Просто я на днях поранил ладонь о сучок, будь он не ладен. Думал, тьфу, мелочь, царапина. Ан не тут то было. Сначала покраснело вокруг ранки, потом трясти начало как от лихоманки [15], в жар бросать. А теперь болит, страсть, рука толком не двигается, мешает сильно.
– Раздевайтесь, герр оберст. Сейчас я вас осмотрю. Поднимите руку. Так. Понятно. В царапину попала грязь, начал образовываться лимфангоит, испорченная жидкость, поднимаясь вверх к плечу, скопилась в узле, который и располагается подмышкой. У вас «purulent lymphadenitis», что с латинского и означает гнойный лимфоденит. Красное, плотное образование. Тут надо или ждать пока он сам вскроется или оперировать.
– Да чего уж там, – махнул рукой мало что понявший из его пространных объяснений Панин. – Режь коли надо!
– Тогда вот возьмите, выпейте, это немного убавит боль. – Попел подал полковнику полный стакан крепчайшего спирта. Дождавшись, когда тот одним долгим глотком выцедит огненный напиток, распорядился. – Ложитесь на спину и запрокиньте руку.
Взяв в руки ланцет, он примерился и не дрогнувшей рукой провел первую в своей жизни самостоятельную хирургическую операцию, сделав широкий разрез, раскрыв гнойник, из которого сразу брызнул гной.
Разведя крючками края раны пошире для облегчения оттока, закатал из корпии дренажную салфетку, смочил ее в кипяченом растворе соли и вложил один конец прямо в рану.
– Надо терпеть! – твердо сказал он, заметив, что пациент сжал от боли зубы. – Теперь извольте сесть. Да, вот так. Сейчас я наложу повязку.
Кривившийся поначалу полковник, внезапно ощутил заметное облегчение. С каждым вздохом боль оставляла его. Молодой, здоровый организм, получив помощь извне, сам принялся энергично выталкивать из себя заразу.
– Если бинты будут намокать, не стоит этого опасаться. Даже хорошо, значит гной продолжает выходить. Приходите к вечеру, сделаем перевязку и поменяем «incile fascia» (дренажную повязку) снова сверкнул познаниями в латыни молодой эскулап.
– Чего? – еле шевеля пересохшими губами, спросил Федор.
– Я вижу, вам легче, герр оберст. Давайте я помогу вам одеться. Думаю, через пару дней вы будете в полном порядке. Разве что останется рубец.
– Да хрен с тобой, мели чего хочешь, лишь бы помогло, – тяжело дыша, отозвался Панин. – Коли и впрямь поправлюсь, век помнить буду, а нет, так не обессудь!
Дождавшись пока командир уйдет, чех обессиленно рухнул на лавку. Вот теперь пальцы его заплясали, все тело затрясло от сдерживаемого панического ужаса. Едва слышным шепотом он произнес:
– Подумать только, Вацек, ты только что провел операцию… Рассек гнойник… Но ведь ты никакой не медик! Что же будет дальше? Во что ты ввязался, дурная голова?! Надо было сказать, что нарыв сам вскроется. А если что случится с этим полковником? Меня же живьем закопают…
Ночью Вацлаву не спалось. Все казалось, что вот-вот к нему ворвутся бородатые русские ратники и, скрутив, потащат на большой плац посреди лагеря, где проходили все церемонии от молебнов да порки провинившихся. Там зло ухмыляющийся профос зачитает приговор, после чего его непременно повесят. А может, того хуже, посадят на кол. Говорят эти русские большие искусники в варварских способах казни.
Иногда усталость брала свое, и молодой человек ненадолго забывался, но тогда ему было еще хуже, потому что во сне приходили видения прошлого, которое он желал бы навсегда забыть.
Несмотря на небольшие лета Попел успел многое повидать. С восторгом восприняв Пражскую дефенестрацию, он, как и многие другие его товарищи, приветствовал избрание на чешский трон Фридриха Пфальцского. А когда глубоко оскорбленный всеми этими событиями император Фердинанд Габсбург послал на усмирение восставших протестантов войска, недоучившийся студент старейшего в Восточной Европе Карлова университета, тут же добровольно вступил в армию. Однако в сражении на Белой горе войско протестантов потерпело сокрушительное поражение.
Новичку – рейтару повезло, он выжил и сумел, загнав коня, бежать обратно в мятежную столицу Богемии – Прагу. Но вскоре вынужден был, бросив последние пожитки, в спешке покинуть и ее. Оставшись без средств к существованию, молодой человек снова завербовался на военную службу, на сей раз к курфюрсту Саксонии.
Кто знает, возможно, на этот раз его военная карьера и сложилась, если бы не случай. Однажды во время марша на них напала вражеская конница и некоторые из его товарищей бросились бежать. Остальные, впрочем, успели кое-как построиться и начали отбиваться, а потом к ним подошла помощь. Все вроде бы окончилось благополучно, но трусов после боя повесили и именно Вацлаву выпал жребий помогать профосу.
Его не страшила схватка ни с пешим противником, ни с конным. Он мог, стиснув зубы идти в строю, не обращая внимания на картечь. Но зрелище человеческого тела, дергающегося в петле, неизменно вызывало в нем дрожь…
Вот гремит барабанная дробь, вот от сильного удара, из-под ног приговоренного вылетает скамья и тот начинает пляску смерти, после чего бессильно обвисает. Казалось бы, все кончено, но руки покойника внезапно оказываются развязанными и тянуться к петле захлестнувшей шею. Еще секунда и оказавший на свободе мертвец стаскивает с головы мешок и выставляет на свет божий синюшное лицо с закатившимися глазами и высунутым от удушья языком, после чего принимается утробно хохотать… но что самое страшное, что это лицо самого Вацлава!
– Черт, снова этот проклятый сон! – пробормотал молодой человек, прогоняя остатки дремы.
Рука его нечаянно зацепилась за лежащий вместе с ним на кровати медицинский трактат и драгоценная книга с негромким стуком упала на земляной пол. Быстро нагнувшись, он поднял свою единственную надежду на спасение и прижал к груди, после чего невольно припомнил обстоятельства, при которых получил этот труд.
Все случилось после одной из стычек, когда капитан их банды наемников – мрачный саксонец по фамилии Штире, получил давно причитавшуюся ему мушкетную пулю. Другой на месте старого вояки непременно сдох от свинцового отравления, но не таков был их капитан.
Видно ни ангелам, ни чертям его грешная душа не приглянулась, и Штире в беспамятстве и горячке все еще цеплялся за жизнь, когда его подручные неизвестно откуда притащили перепуганного пожилого доктора, имевшего неосторожность путешествовать в столь неспокойное время. Вместе с ним была доставлена его жена – миловидная дама средних лет в дорогом платье и белоснежном чепце.
– Вот что, господин доктор, – без обиняков начал профос Кирх, бывший в их отряде помимо всего прочего казначеем. – Если вы спасете эту трижды никчемную жизнь, мы так и быть пощадим вашу. И даже, чем черт ни шутит, может быть, заплатим за беспокойство!
– А если ваш командир умрет? – спросил дрожащим голосом врач.
– Тогда мы похороним его вместе с вашей ученой милостью!
– А ваша прелестная супруга очень близко познакомится со всеми нашими бойцами! – мерзко осклабившись, добавил капрал Нильс, вызвав обморок у несчастной женщины.
– Ты думаешь, она и впрямь так хороша? – высоко поднял брови профос.
– Уж получше тех шлюх, что следуют за нами вместе с маркитантами!
– Хорошо, я согласен, – обреченно кивнул головой пленник. – Но мне нужен помощник. По возможности аккуратный и хотя бы не слишком пьяный.
