От холодных внимательных глаз Арессы ничего не укрылось. Однако она оставила без внимания меха и вино, а у торговцев украшениями купила лишь серебряный браслет, звенящий на запястье.
Затем носилки остановились у ряда, где были выставлены на продажу рабы. Аресса подозвала надсмотрщика и, показав тому пригоршню золотых монет, велела подводить к ней рабов по одному, дабы жрица могла осматривать их, не оскверняя своих ног прикосновением к мостовой — несомненно, грязной и преисполненной нечистоты.
Арессе нужны были люди. В храме не хватало служителей. Естественно, первосвященница не могла взять на службу в священное место первых попавшихся людей. Ей необходимо было произвести тщательный отбор.
Двух свирепых с виду мужчин со старыми шрамами на лице и груди — бывших гладиаторов, равно как и нескольких бывших галерников, исполосованных кнутом, Аресса отвергла сразу, хотя надсмотрщик не жалел слов, нахваливая их боевые качества, укрощенный характер и способность преданно служить господину.
Затем к носилкам, грубо подталкивая сзади, подогнали совсем юную девушку с большими испуганными глазами. Бедняжка дрожала всем телом и в панике озиралась по сторонам, словно отовсюду ожидала неведомой, но ужасной напасти.
Аресса велела снять с нее одежду — жалкие лохмотья — и внимательно осмотрела тело девушки, выискивая, нет ли в нем изъянов, служивших бы показателем изначальной оскверненности и тем самым непригодности для службы в доме благого творца Митры. Но девушка оказалась совершенной, и Аресса купила ее, заплатив за новую рабыню неслыханно высокую цену — десять полновесных золотых монет.
* * *
— Говори! Говори, тварь!
Кнут снова и снова опускался на обнаженную спину девушки. Она хрипло мычала, билась головой об окровавленный деревянный столб, к которому дюжие рабы Арессы приковали ее, вдев нежные запястья в железные наручни. Потом голова девушки бессильно склонилась на плечо — она потеряла сознание.
Аресса была облачена в облегающий ярко-красный костюм: штаны до середины щиколоток и рубашка с длинными рукавами, закрывающими кисти рук и оставляющими на виду только длинные белые сильные пальцы. Жрица отложила кнут.
Соня, кусая губу, наблюдала за действиями Арессы. Боги видят совсем не этого добивалась Рыжая Соня, когда явилась в храм Митры со своим рассказом о встрече с распятой лисицей на страшной лесной поляне! Ей совсем не по душе было то, что происходило сейчас во внутреннем дворе велитриумского святилища.
Аресса в одежде палача, облегающей тело так плотно, что было чересчур хорошо заметно отсутствие признаков пола, выглядела сейчас почти чудовищем.
Да, мертвая лисица оказалась права даже в этом! Не человек, не чудовище, не зверь…
А кто?
Аресса!
Слишком многое вмещало в себя теперь для Сони это имя, свистящее, как полет стрелы.
Молодая рабыня, купленная Арессой у зингарских купцов, носила имя Макдашу. Девушка была ласковой, привязчивой, тихой, преданной. Иногда она пробиралась в покои своей госпожи и засыпала там прямо на полу у ее ног. Изредка она просыпалась и в полусне целовала ступни Арессы. Девушка добросовестно служила Митре… Вернее, выполняла все приказания госпожи и младших жриц.
По знаку Арессы несчастную окатили ведром холодной воды. Девушка застонала и задергала руками, инстинктивно пытаясь высвободить их из жестокой хватки наручней.
Аресса приблизилась к ней. Жрица обратила к себе мокрое, полубезумное лицо рабыни с плотно зажмуренными веками и впилась поцелуем в ее распухшие губы. Руки жрицы с шевелящимися под красными манжетами пальцами коснулись грудей Макдашу и больно сжали их.
— Говори, тварь! — повторила Аресса почти нежно.
Острые ногти впились в бедро жертвы и оставили на нем глубокую кровавую царапину.
Макдашу застонала.
— Остановись, Аресса! — крикнула Соня.
Она хотела было вскочить и броситься на помощь несчастной рабыне, чтобы прекратить эту пытку, но какая-то неведомая сила удержала Соню на месте.
— Ведьма…— прошептала Соня, с бессильным гневом глядя на Арессу.— Все-таки ты настоящая ведьма.
Аресса не обратила на это никакого внимания. Она продолжала ласкать свою жертву, а затем неожиданно вновь несколько раз сильно хлестнула ее кнутом. Казалось, жрице это доставляло огромное наслаждение.
Девушка плакала и корчилась у столба, невнятно умоляя избавить ее от мучений.
— Говори! — велела Аресса.
Макдашу раскрыла глаза, полные мучительной боли, и произнесла с видимым усилием:
— Граф… Ардалион… Твой отец, госпожа… Нет ему покоя… нет покоя…
— Мой отец! — не помня себя закричала Аресса. От ее мраморной невозмутимости не осталось и следа.— Ты говоришь, что он жив?
— Он мертв, и нет ему покоя… Он отрекся от Митры, Аресса, он проклят и зверобогами… Он проклят… Он распял лисицу в лесу на той поляне, где вождь Скарроу настиг его и предал мучительной смерти. Кости графа Ардалиона висят на дубе, а дух его мечется по Боссонским топям…
Голос девушки звучал сейчас совершенно иначе. Это больше не был нежный голос молодой рабыни. Не принадлежал он и мертвой лисице, которая разговаривала с Соней. Макдашу, несомненно, обладала тонкой душой, восприимчивой к чужой воле. Но кто говорил сейчас ее устами? Этого не знали ни Соня, ни Аресса.
— Кто ты? — требовательно спрашивала Аресса.— Говори! Говори! Говори!
Каждое свое слово жрица сопровождала беспощадным ударом кнута.
— Остановись! — снова закричала Соня.— Ты запытаешь ее до смерти!
— Не бей меня,— произнесла Макдашу неожиданно спокойно. От этого ровного тона мороз пробежал у Сони по коже.— Это тело еще послужит нам… Я — Сила, у которой нет имени на вашем языке. Ваша речь слишком бедна для того, чтобы найти понятие, равноценное смыслу, заложенному во мне. Я — та стихия, что бушует в чреслах мужчин и женщин и вынуждает их совершать безумства. Ты не могла ее знать, Аресса, тебе не дано испытать на себе ее могущество. Но даже в тебе, несчастном уроде, в проклятом выродке, последнем в твоем роду, она время от времени пробуждается. Это она тревожит тебя, заставляет мечтать то о мужских, то о женских поцелуях,— грезить о том, что тебе в силу твоего уродства недоступно! Пикты чтут меня под видом лисицы…
— Мне неинтересно, под каким звериным обличьем чтут тебя варвары! — оборвала Аресса.— И я плевать хотела на все, что ты говоришь обо мне и моем роде! Отвечай: где мой отец?
Аресса опустила кнут.
— Везде и нигде — вот где граф Ардалион,— был ответ.— Я поведаю тебе, каким образом он умер… И как вышло, что он до сих пор остается жив…
