Кушит не обманул его. День был в полном разгаре, и, когда Конан ступил на базарную площадь, его окружила гудевшая, кричавшая и беспрерывно двигавшаяся многоголосая и разноцветная толпа. Шум стоял невообразимый. Кричали все: купцы, на все лады расхваливавшие свой товар, погонщики, водоносы, брадобреи, предлагавшие каждому свои услуги, сомнительного вида врачеватели, предсказатели и гадальщики. От множества красок рябило в глазах. Яркие халаты, пестрые тюрбаны, полосатые попоны, ковры с замысловатыми рисунками — все это блестело и играло в ослепительных лучах полуденного солнца.
Киммериец старался не обращать ни на кого внимания, торопясь к Южным воротам, к амфитеатру, где, наверное, уже начались собачьи бои. Вот он миновал гончарный ряд, в котором громко звенели чаши, чашечки и кувшины под ударами тонких палочек. Это мастера-горшечники показывали возможным покупателям высокое качество своего товара. Если кто-то проходил, не оглядываясь, мастера без зазрения совести хватали его за руку, кушак, полу халата, уговаривая при этом остановиться, послушать звонкую песню кувшина или посмотреть на его великолепную отделку.
Чуть далее демонстрировали свое искусство чеканщики. На ярко блестящих медных пластинках крошечными острыми и тупыми молоточками они выбивали сложнейшие рисунки, создавая прямо на глазах зевак потрясающие узоры. Даже не взглянув в их сторону, Конан прибавил шаг и вскоре попал в ювелирные ряды. И здесь мастера творили у всех на виду. Они плавили серебро в переносных горнах, вытягивали серебряную и золотую проволоку, которую тут же свивали в изящные браслеты или тяжелые серьги, шлифовали камни. Тонкая пыль от шлифовальных кругов взвивалась в воздух, напоенный ароматами благовоний, духов, розового масла, пряностей. Этот благоухающий шлейф тянулся от рядов, где продавали духи и приправы. Дальше шли ковровые ряды, шелковые, оружейные, и казалось, не будет им конца.
Одуревший от всевозможных запахов, полуоглохший от непрекращающихся криков, киммериец все же благополучие миновал базарную площадь и через несколько минут очутился возле амфитеатра. Подходя к входу, он достал серебряную монету и собрался расплатиться, но старик, собирающий деньги, остановил его.
— Не ты ли вчера достал с площадки браслет? — сощурив выцветшие от старости глаза, спросил он Конана.
— Я. А тебе что за дело?
— Тебя приказали пропустить бесплатно, — нисколько не обиделся на грубость старик.
— Кто приказал? — удивился Конан.
— А кто тут еще может приказывать? — вопросом на вопрос ответил старик. — Хозяйка. Амарис. Сегодня ты будешь ее гостем.
— Амарис? — еще сильнее удивился киммериец, — Но ведь она не знает меня.
— Она знает и видит больше, чем ты думаешь, — нахмурился старик. — Долго ты еще собираешься тут стоять? Или передумал заходить?
— Вовсе нет.
— Тогда торопись. Тебе оставлено место в гостевом ряду. Это возле выхода, откуда выпускают собак.
Не чуя под собой ног от радости, Конан помчался вперед. Еще вчера он не знал, как подойти к красавице, а сегодня она сама зовет его!
Ее он увидел сразу. На сей раз на Амарис было надето темно-зеленое длинное платье, плотно облегавшее точеную фигуру. Разрез сбоку, начинавшийся от бедра, приоткрывал стройную ногу в высоком сапоге из мягкой кожи со шнуровкой. При виде жемчужно-белой кожи, выделявшейся на фоне темного бархата, Конан замер, почувствовав, что у него пересохло во рту, а сердце забилось у самого горла. Да, эта женщина, сидевшая на простой скамье, словно богиня на бриллиантовом троне, была достойна восхищения.
Восторженный взгляд могучего варвара не остался незамеченным, и Амарис, едва заметно улыбнувшись, поманила его рукой. С послушанием, достойным прилежного школяра, киммериец поспешил на зов.
— Кто ты? — Желто-зеленые глаза с интересом рассматривали резкие черты лица Конана, пробегали по бугристым мускулам, и в этих глазах явно светилось одобрение.
— Конан. Солдат армии Илдиза Туранского. Сотня Синих Тюрбанов.
— Синих Тюрбанов? — тихо смеясь, переспросила Амарис. — Скорее, синих глаз. Ты не похож на туранца.
— Я киммериец.
— Киммериец? — приподняла тонкую бровь красавица. — Я ничего не знаю об этой стране.
— Это далеко на Севере.
— Дальше Нордхейма?
— Нет, — покачал головой Конан. — Ближе. Между Нордхеймом и Пограничным Королевством.
— И все твои соотечественники такие синеглазые и сильные? — лукаво сощурившись, поинтересовалась Амарис.
— Большинство. Киммерия — страна храбрых воинов и красивых женщин.
— Интересно… Ты расскажешь мне о своей родине?
— О, это будет долгий рассказ, — усмехнулся варвар, мысленно скидывая с покатых плеч зеленый бархат. — Может, отложим его до вечера?
— До вечера? — задумалась Амарис и вдруг, что-то вспомнив, тряхнула головой. — Нет, сегодняшний вечер у меня занят.
— Кром! — воскликнул киммериец. — Совсем забыл, что и у меня тоже. Мы с моим сотником, Талаи, должны быть на приеме у Ашарата. Мне скоро придется уходить.
— Что ж, — притворно вздохнула красавица, — иди.
— Пообещай, что мы еще встретимся, — попросил Конан.
— Мы обязательно встретимся, — улыбнулась Амарис. — И даже раньше, чем ты думаешь.
Киммериец поднялся, положил ладонь на рукоять меча, которым никогда не расставался, и склонил голову, как это делали туранские воины, выражая собеседнику крайнее почтение. Затем он резко развернулся и зашагал к выходу. Оглянись он хоть на миг, недвусмысленное выражение прекрасных желто-зеленых глаз, вполне возможно, заставили его вернуться. Но он не оглядывался, ибо, как ни любил Конан женщин и как ни была соблазнительна Амарис, варвар прежде всего был воином, и его чувство долга да оказывалось сильнее иных чувств. Сотня Синих Тюрбанов прибыла в Шандарат с поручением от Илдиза Туранского, и вечером должна состояться встреча, во время которой киммерийцу и его сотнику надлежит это поручение выполнить.
Когда край ослепительного Ока Митры коснулся морской глади, окрасив ее в нежно-розовые тона, Конан и Талаи, облаченные в парадную форму, стояли у ворот дворца шандаратского владыки. Дворец мудрого и опытного правителя из славного рода Ратридов располагался на невысоком холме в южной части города. Это было грандиозное и вместе с тем изящное здание с высокой башней, в которой, по слухам, находились любимые покои владыки, его спальни и залы для отдыха, роскошно украшенные и обставленные с тонким вкусом. В башню, однако, допускали только самых приближенных и особо доверенных, и, как киммерийцу ни хотелось хоть бы одним глазком взглянуть на знаменитую коллекцию оружия, которую Ашарат собирал нею жизнь, он понимал, что об этом не стоит даже и думать. Дальше тронного зала, где обычно устраивались большие приемы, их с Талаи вряд ли пустят.
