— Анастасия.
— Ох, уж эти греки!
— Что?
— Ничего… — облегчённо усмехнулся я. — Анастасия, одно из моих любимых женских имён.
— А какие ещё имена вам нравятся?
— Наталья, Мария, Евгения.
— Понятно…
— Скажите-ка, моя милая Настя, а много ли времени у нас уйдёт на приготовление классического борща?
— Ну, если его создавать из говядины, то немало. А если его готовить из свинины, то вдвое короче.
— Давайте остановимся на втором и последнем варианте.
— Давайте!
— Извините, но где будет осуществляться сей сакральный и мистический обряд или ритуал?
— В двухстах метрах от моря у меня имеется маленькая и скромная хижина, которая к Вашим услугам. А ещё в пятистах метрах от хижины присутствует рынок, на котором мы приобретём свинину, лук, томаты, капусту и всё остальное.
— Но, предупреждаю! Никакой картошки!
— Ну, само собой! Не терплю борщ с картошкой!
— О, как славно! А можно в него добавить фасоль и грибы?
— Само собой разумеется!
— Я весь в предчувствии пира живота и духа!
— Не сомневайтесь, всё будет по высшему разряду!
— А раки здесь водятся?
— Самые крупные морские раки к Вашим услугам! Лангусты и омары.
— Надеюсь, они не будут приторно сладкими или безвкусными, как это принято в Европе?
— Ни в коем случае, что Вы?! Они будут приготовлены в русском стиле: в меру солёные, под укропчиком и с чесночком!
— Великолепно! — я судорожно сглотнул слюну.
— А то!
— А пиво?!
— Вьетнамское пиво — самое дешёвое и вкусное пиво в мире!
— Превосходно! — счастливо засмеялся я.
— Но за Вами должок!
— Какой?
— Вы обещали почитать Есенина.
— Ничего себе память?! Мне бы такую! — восхитился я и попытался сосредоточиться. — И так… Есенин Сергей Александрович! Великий русский поэт!
— Ну?! Вы, как на утреннике в детском саду! Может быть, встанете на стульчик?
— Ничего себе, сравнение.
— Господи, ну же! Жду Есенина с замиранием сердца!
«О, возраст осени! Он мне дороже юности и лета…».
— Ещё!
«В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжёлых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым
Самое высшее в мире искусство!».
— Браво! Ещё!
«Глупое сердце, не бейся!
Все мы обмануты счастьем…
Грубым даётся радость.
Нежным даётся печаль».
— Прекрасно! Ещё!
«В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей!».
— Ещё! О, как же я соскучилась по русскому языку!
«Жить, так жить, любить — так уж влюбляться!
В лунном золоте целуйся и гуляй.
Если ж хочешь мёртвым поклоняться,
То живых тем сном не отравляй!».
— Ещё! Умоляю!
«Пускай ты выпита другим!
Но мне осталось, мне осталось.
Волос твоих хрустальный дым
И глаз осенняя усталость!».
Анастасия подошла ко мне, пристально, страстно, и нежно посмотрела мне в глаза.
— Ты откуда свалился на мою голову?
— Из космоса, а может быть ещё откуда-то. Я ещё не совсем разобрался в себе самом. Прости…
— Да за что же тебя прощать, дурачок?! Ты ни в чём не виноват.
Я истово и горячо обнял женщину, поцеловал её, повалил на песок и погрузился в неё целиком и без остатка. Начихать и наплевать на всё! Только любовь творит миры и правит ими!
Любовь! В каких только безумствах не заставляешь ты нас обретать радость.
Стендаль.
Я лежал в домике Анастасии на большой и низкой кровати, которая была прикрыта антимоскитной сеткой, и счастливо и благостно улыбался. Боже мой, как хорошо, тихо и покойно! Никто меня не трогает, не беспокоит, не тревожит и не раздражает. Мне надоели все окружающие меня до недавних пор люди, кроме этой прекрасной женщины с лазоревыми глазами и чувственным ртом.
Она лежала на боку, и бёдра её и попка были такими аппетитными, что я очень сильно возбудился, обнял Настю и вошёл в неё сзади яростно, чувственно и нежно. Женщина застонала, стала двигаться в такт моим движениям и через минуту кончила так бурно, что я страшно возбудился и кончил через секунды после неё. Вот это да! Никогда ещё я не испытывал такого наслаждения!
— Как ты себя чувствуешь, милый? — Настя нежно обняла меня.
— Превосходно, прекрасно, великолепно! Никогда ещё ранее я не был так спокоен, благостен и гармоничен с этим миром и с самим собой. Шагнуть из мерзкого декабря в вечное лето, — это многого стоит!
— Ну и хорошо.
— Хочешь, я прочту тебе два гениальных стихотворения двух совершенно разных поэтов?
— Хочу. Но предлагаю до этого выпить по бутылочке холодного пива, — улыбнулась женщина.
— Я всецело и полностью поддерживаю эту идею! — восхищённо воскликнул я и бросился к холодильнику.
Мы, обнажённые, беспечные и счастливые, чокнулись запотевшими бутылками.
— За любовь!
— За любовь!
— Так что ты мне хочешь почитать?
— Как я сказал, стихи двух совершенно разных поэтов. Их роднит одно великое чувство. Так вот, слушай:
«Так трудно было мне, и так душой устал,
Что в тягость был мне мир пустой и бренный,
Но появилась ты, и он желанным стал,
И жалко мне расстаться со вселенной!».
— И кто автор?
— Сайгё-хоси. Двенадцатый век. Японский поэт.
— Как хорошо, — задумалась Настя.
— А вот и второй автор.
«И много лет прошло, томительных и скучных,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь».
— И кто автор? — снова спросила Настя.
— Фет Афанасий. Девятнадцатый век. Русский поэт.
— Прекрасно. Века проходят, а лейтмотив любви постоянен и неизменен, и звучит везде и всегда, — снова задумалась Анастасия и пристально посмотрела мне в глаза. — Ты знаешь, я не верю в случайности. Откуда ты свалился на мою голову? Кто ты такой?
— Я — человек огня и льда. Я — вечный странник. Я — тот, кто плутает по мирам. Я — ненасытный любовник!
— Довольно исчерпывающиеся объяснения, — рассмеялась Настя.
— Я хочу тебя.
— Я тоже.
Вдруг в дверь постучали. Господи, везде всё одно и тоже! Покоя жажду! Я поморщился, но встал, неторопливо надел халат, подошёл к двери и распахнул её. Солнце на мгновение ослепило меня и я зажмурился, а потом раскрыл глаза и увидел над собою высокое, прозрачное и синее-синее небо, и вальяжный и не менее синий океан вдали.
